Ещё один сайт про стихи. И он вам понравится.
Галина Гампер
Воробьиное, давнее — ‘твой…’ И забытая девичья дерзость. Занесло прошлогодней листвой Жизнь мою, точно старую крепость. Удивленно и оторопев, Я стою среди зимнего гула, Мне сквозь кроны опавших дерев Неожиданно небо сверкнуло.
Восьмиклассник, чудак Голенастый тростник. Все-кружится неймется- Точно-капля дождя, Созревающий миг Все никак не сорвется. А сорвется, Тогда уж пойдет и пойдет- Пункт, параграф, артикул… Собирай же покуда Свой липовый мед Середины каникул.
Лидии Григорьевны Гампер Я была снисходительна к Вам, К Вашим тихим скрипучим словам, И кивала в ответ головой, Не вникая в их смысл роковой. А когда от палящего дня Ваша тень заслонила меня, Я очнулась, но поздно, увы, — Стали ласковым деревом Вы. И гляжу я без слов и без сил, Все гляжу и гляжу …
Здесь мир увиден так, как понят, А понят ясно и светло. Как ветры, распластались кони Под солнцем, врезанным в седло. И дрессировщик сыт и красен И десять рук вокруг летят И десять львов от страха спятили И съежились почти в котят. Все города здесь принаряжены Как флаги, подняли дымы. И все дороги здесь оранжевы, И …
Как ты омыт, как ты приподнят На серой медленной волне. Твои мосты летят, как сходни. Два сфинкса дремлют на корме. А мы в каютах, как в квартирах. Мы чаек возле окон кормим. Читаем яркий ‘Атлас мира’, Шестое наше чувство — море.
Еще мы можем накрениться, А улететь уже не можем. Мы были все, как будто птицы, А стали вроде бы деревья. Но мы встречаемся без фальши Мы просто больше пьем и курим. Садимся друг от друга дальше И реже вслух стихи читаем. Нет, мы не сделались покорней. Мы лишь судьбу определили И в землю опустили корни, …
Черный глаз, удлиненный страданьем, И тонки и беспомощны руки. Вот оно, голубое свиданье, Как начало великой разлуки. Улыбнутся, как будто заплачут, И в начале последнего круга Два скитальца еще помаячат, Головами склонившись друг к другу.
Осыпается лесная крона Лес по пояс в лиственной трухе Позабыв о пламенном грехе, Мы грешим понуро, заведенно. Так, как будто нехотя бредем Под дождем, промокшие до дрожи Так грешим, что в ад не попадем И в раю глаза поднять не сможем.
Ах, риск — Рискнуть, Как диск Метнуть. Лишь голова Закружится И холодком обдаст чуть-чуть. И все На свете Сбудется
Идет усталый и немодный, Идет вдоль берега реки, О, Человек, о, сгусток моря, О, море, взятое в тиски О, сверхвысокие давленья! В пределах узеньких одежд Живут прибои и сомненья, И бесконечность, и мятеж. И держат тоненькие нервы Их натиск черный и отвесный. Его гнетет несоразмерность, И грустно от несоответствий.
Земли и леса черная основа Безлистые, безгласные пути; Я я узнала, сколько весит слово, Которое нельзя произнести. Кого щажу, кого оберегаю, Беззвучными губами шевеля. Под тяжестью его изнемогаю. Как палуба больного корабля. Но, всем хребтом уже сживясь с напастью, Себя не тешу ни на полчаса Игрою в романтические снасти И вечные в заплатах паруса.
С улыбкой первая надежда. Ей, столько времени, чтоб сбыться, Чего же ей не улыбаться. Но и последняя — с улыбкой, Совсем последняя надежда, Когда уже пробило трижды И времени на исполненье Не будет…
Здесь сегодня все пошло с молотка Больше пола нет и нет потолка Нет ни дыма, ни трубы дымовой, Чтоб не вылетела, как домовой Даже небо стерто все добела, Чтоб и в небе я гнезда не свила.
Нет, это не привычные печали И даже не унынье и не хворость. А то, чго нас так мучает ночами, И есть воспоминания и совесть. И как они белы на небе черном. И как черны под ними наши травы. Но мы их гасим порошком снотворным, И утром все как будто снова правы.
Г. Козинцеву Нетерпенье мое вдалеке, Точно рябь на забытой реке. То зеленый, то желтый мазок, А потом все песок да песок Сколько лет все песок и былье, Все иду, не считаю потерь. И сплошное терпенье мое Уж полнеба, закрыло теперь. Благо солнце глаза не слепит И скорей подлеца разглядишь, Пока наше кочевье скрипит. Нарушая вселенскую …
Я из окон больницы гляжу на завод О, какой отвлеченною жизнью живет Мой железобетонно-стеклянный сосед, Так привычно собой заслоняющий свет. В ранних сумерках вдоль анфилады палат Я парю запахнувшись в больничный халат Запах дыма вдыхаю сквозь хлорку и бром, Убаюкав конкретную боль под ребром Мой сосед, он не груб и не ласков ко мне, Просто …
Я сегодня не скоро усну. Я стихами тебя помяну. И обиду свою оброню, Протянувши ладони к огню. Ляжет в рифму родная рука, И под нею прогнется строка. После губы твои очерчу И потом до утра замолчу. И начнет розоветь не спеша Надо мною родная душа.
Уж сколько нам даров дано в дорогу, Лишь дар провиденья не дан нам, слава богу И я кричу: ‘Мгновенье, ты прекрасно!’ — Когда, быть может, и шептать опасно, Когда, быть может, оглянуться жутко, Когда мне жизни может стоить шутка Все может быть. Но, отнимая вечность, Судьба взамен нам жалует беспечность.
Итак, конец осенней смуте И время доблестей иных. Все сведено до черной сути, До комбинаций из прямых, Не бесконечных, а отрезков На небе светлом и пустом. Здесь шелест сокращен до треска Случайной ветки под кустом. О, эта стройность повторенья, О, обезличенный каркас — Боюсь тебя, как откровенья Тяжелых бабушкиных глаз, Куда глядеть — избави господи… …
Нет, это все не то, не то. Не удалось. Прости. Линяет праздник шапито, Стареет травести. Пацанка, пеночка, Гаврош, Старуха, бойкий чиж. И дома радости на грош, Куда ж ты так спешишь? Верхом на палочке, верхом. Быстрей, папье-маше! Зачем стращать меня грехом? Ведь он мне по душе. Он впору мне, он мне как раз, Как джинсы …
Вот он каков, наш вечный Рим Длинны у нас века — Пока здоров, пока любим, Пока еще пока… Пока с тобой, пока в раю, Пока, точна рука. Держусь, как марка на клею, На горестном пока.
Ты понял вдруг — любовь и слава приходят только на заре А вечер слева, вечер справа и энный год в календаре. И хоть кляни теперь, хоть кайся, а выпала тебе перина, и зависть душная, как астма, и непролазная, как глина, когда отвесные дожди так тяжелы, как отступленье. А небо? неба подожди, попробуй, наберись терпенья. Любовь …
(над книгой Достоевского) Ему не к лицу пробираться тайком, В нем есть благородство движенья Он стал мне-советчиком и двойником, И вечным моим отраженьем. Мне слово не вымолвить, дрожь не унять, Пока усмехаясь с дивана, Мой гость не спеша поучает меня, Как некогда брата Ивана Но я сгоряча не хватаюсь за нож, Напротив, берусь за вязанье …
А я все прячусь от себя самой, Как от мороза прячутся зимой. Все дом ищу, где стены без щелей И чтоб в окне пейзаж повеселей. Ищу, ищу, меня адреса, Морскую зыбь — на хвойные леса. И плохо здесь, и невозможно там, — Сам за собой крадешься по пятам. И как поверить, что твоя судьба — …
На склоне гор и на исходе лета Я задержусь, и вы меня не троньте. Я вижу море розового цвета С зеленой полосой на горизонте И все оно в светящемся покое, И все оно в неведомой оправе. И знаю я — произойдет такое На что я и рассчитывать не вправе.
Пройдут и ненависть и страсть. Пройдут веселье и усталость. Пройдут и нищенство и власть, Пройдут и молодость и старость. Ни в тьме ночей, ни в свете дней Нет утешения страшней.
Работа кончилась к пяти, Как раз к пяти и небо смерклось, И вдруг наметились пути. Как будто мелом на примерке. Едва нащупывая связь, Стою, цепляясь за перила. Зима ли просто началась, Или прозренье наступило?
Не то чтоб я тужу. И ты не то чтоб тужишь. Но я с земли гляжу, А ты все в небе кружишь. Гляжу со дна зимы, Из белого предместья. И если рядом мы, То все равно не вместе.
Картина: «Ландшафт с тонущим Икаром» Художник Брейгель мудр и стар. В нем есть спокойствие и сила. В тот миг, когда тонул Икар, Он все описывал, как было. Вот чей-то почерневший кров. Бредет слепец, наверно нищий. И стережет пастух коров, Облокотясь на кнутовище. Лошадка еле-тянет плуг, И пахарь стар, как будто вечен. И горизонта полукруг Скалистым …
Кружение, крушение, — Каюк моей судьбе. Весь город в отражении, Весь город сам в себе. Он ни над кем не сжалится, Никто ему не друг. Он весь сплетен, как пальцы Задумавшихся рук… Чуть дрогпут пальцы правой И жилка на виске. Кто знает, боже правый, В каком он далеке? Какая тьма колышет Его, с высот сойдя? …
Не железными, мечами, А мечами, духа. Не высокими речами — Сбивчиво и глухо Все у нас как надо, други, Не беда что беды. Ведь прочнее, чем кольчуги, Старенькие пледы. Высока мы и привольны, Как стрижи в лазури. Пашем море, сеем волны, Пожинаем бури.
Меняю дом на дым. О ты, дымок свободы! Идут по горизонту пароходы, И море Черное мне кажется седым.
Двенадцатый предел тоски, Вершина, час расплаты, Две стрелки — две моих руки — В одну до хруста сжаты. Не раэомкну, не повторю Весь этот круг неволи, Я белым пламенем сгорю На этом белом поле. Легчайшим белым ветерком Навек собьюсь со счета, И всё, что до и что потом, Уж не моя забота.
Истончается жизнь и на каждом изломе Все прозрачней — уже голубеет почти. И надежды — всего, что осталось в горсти, Холодней и просторней становится в доме.
Ей-то что, она ведь птица. Ей бы к ветру прислониться. А куда мне прислониться, Чтоб не злить и чтоб не злиться, Чтобы быть и вправду дома, Чтобы дерево у дома, Чтобы радость в каждой жилке, Чтобы стало тихо, тихо?
Сначала доброй я была, Потом я злой была Потом сгорела я дотла И все-таки смеюсь. Как прошлогодняя трава, И не жива И не мертва. И не жива и не мертва, А все же зелена И что мне до чужой весны? Но снятся праздничные сны. И страхи больше не страшны, И я опять смеюсь.
День влажен и слоист И полон тайных сил, И падающий лист Полнеба заслонил. Как будто пол-лица Закрыл усталый мим, Чтоб знать не до конца Все то, что мы творим.
А телу так хотелось жить Без страха, без уёма. И душу просто приютить, Как дерево у дома, Как кошку около печи — Мурлыкай или помолчи. Но, соответствия нарушив, Из берегов выходят души. И, разогнавшись добела, Куда-то в небо волны рвутся. И наши утлые тела Вот-вот готовы захлебнуться.
Еще бы раз в жизни — влюбиться. Еще бы раз в жизни — родиться. Ни зависти нету, ни злобы. А просто — еще бы, еще бы.
Грите Наш лес и дол — Московский парк Победы- Вмещает наши радости и беды И отражает в четырех прудах. Отполоскав и отбелив на диво, Так что и горе выглядит красиво. Как парус на скрестившихся ветрах. Деревья наклоняются друг к другу, И все дорожки движутся по кругу, На поворотах гравием шурша. Мы жизнь свою на них …