Ещё один сайт про стихи. И он вам понравится.
Я молод был. Я чужд был лени. Хлеб молотил я на гумне. Я их упрашивал: — Олени! Олени, помогите мне! Они послушались. И славна работали мы дотемна. О, как смеялись мы, как сладка дышали запахом зерна! Нас солнце красное касалось и отражалось в их рогах. Рога я трогал — и казалась, что солнце я держу …
Привет Вам! Снова все мы в сборе, но нет ни луга, ни травы. Художник и Садовник в ссоре, зато не в ссоре я и Вы. Надеюсь, Вас не раздражает, что луг сменился мостовой? Любой исконный горожанин во сне вернется в городовой. Чужие сны мы редко смотрим. Пусть это спорно и смешно — мы посмеемся и …
Чиамария, Чиамария, отшумел этот дождик сполна. Ты такая смешная и маленькая. Чнамария, где ты спала? Твои крылышки, верно, простыли, когда капля тебя волокла. Я кажусь тебе тенью в пустыне, — так я рядом с тобой велика. Чиамария, в чем твоя радость? Эти крапинки кто намечал? Чиамария, в чем наша разность? Ведь и мне этот дождь …
Тебе тринадцать лет. О старость этих двух рук моих! О добрый мир земной, где детские уста всех арифметик тринадцать раз смеются надо мной! Я путаюсь в тринадцати решеньях — как весело! Как голова седа! Тринадцать пуль отлей мне, оружейник, н столько ж раз я погублю себя. О девочка, ребенок с детским жестом, привставшая над голубым …
Что в бедном имени твоем, что в имени неблагозвучном далось мне? Я в слезах при нем и в страхе неблагополучном. Оно — лишь звук, но этот звук мой напряженный слух морочил. Он возникал — и кисти рук мороз болезненный морозил. Я запрещала быть словам с ним даже в сходстве отдаленном. Слова, я не прощала вам …
Помню — как вижу, зрачки затемню веками, вижу: о, как загорело все, что растет, и, как песнь, затяну имя земли и любви: Сакартвело. Чуждое чудо, грузинская речь, Тереком буйствуй в теснине гортани, ах, я не выговорю — без предтеч крови, воспитанной теми горами. Вас ли, о, вас ли, Шота и Важа, в предки не взять …
Ты, населивший мглу вселенной, то явно видный, то едва, огонь невнятный и нетленный материи иль божества, ты — ангелы или природа, спасение или напасть, что ты ни есть, твоя свобода, твоя торжественная власть. Не благодать твою, не почесть, судьба земли, оставь за мной лишь этой комнаты непрочность, ничтожную в судьбе земной. Зачем с разбега бесприютства …
Я думала в уютный час дождя: а вдруг и впрямь, по логике наитья, заведомо безнравственно дитя, рожденное вблизи кровопролитья. В ту ночь, когда святой Варфоломей на пир созвал всех алчущих, как тонок был плач того, кто между двух огней еще не гугенот и не католик. Еще птенец, едва поющий вздор, еще в ходьбе не сведущий …
Как никогда, беспечна и добра, я вышла в снег арбатского двора, а там такое было: там светало! Свет расцветал сиреневым кустом, и во дворе, недавно столь пустом, вдруг от детей светло и тесно стало. Ирландский сеттер, резвый, как огонь, затылок свой вложил в мою ладонь, щенки и дети радовались снегу, в глаза и губы мне …
Благоволите, сестра и сестра, дочери Елизавета и Анна, не шелохнуться! О, как еще рано, как неподвижен канун волшебства! Елизавета и Анна, ни-ни, не понукайте мгновенья, покуда медленный бег неизбежного чуда сам не настигнет крыла беготни. Близится тройки трехглавая тень, Пущий минует сугробы и льдины. Елизавета и Анна, едины миг предвкушенья и возраст детей. Смилуйся, немилосердная …
Понаблюдаем за экраном, а холст пусть ждет своей поры, как будто мы в игру играем, и вот Вам правила игры. Поверьте мне, как я Вам верю, И следуйте за мной теперь. Есть тайна за запретной дверью, а мы откроем эту дверь, Войдем в простор чужих владений! Художник наш вот-вот заснет. Вы — зрители его видений, …
Когда наступит ночь и вычернит все камни и цветы вокруг, когда на небе месяц вычертит свой точный неразрывный круг и склонятся ко сну. все травы, все люди, все живые твари, — луч месяца соединится со снегом чистым, молодым, то белым светом озарится, то розовым, то голубым. Их поцелуй так тих, отраден и запахом цветов отравлен. …
Вы скажете, что не разумен. Мой довод, но сдается мне, что тот, кто наяву рисует, порой рисует и во сне. Вся эта маленькая повесть- попытка догадаться, как вершит Художник тяжкий поиск и что живет в его зрачках. И вы не будьте слишком строги к тому, что на экран легло. Тем более, что эти строки мне …
Я помню изгородь под инеем. Снег падал тихо и светло. Кричит петух — и вспоминаю я мое гурийское село. Проламывалась наледь тонкая под грузом шага моего, и лаяла устало Толия, сама не зная, на кого. Похожий на большую букву, один на вековом посту дуб укрывался, словно в бурку, в свою дырявую листву. Глубокий снег следы …
О, как люблю я пребыванье рук в блаженстве той свободы пустяковой, когда былой уже закончен труд и — лень и сладко труд затеять новый. Как труд былой томил меня своим небыстрым ходом! Но — за проволочку — теперь сполна я расквиталась с ним, пощечиной в него влепивши точку. Меня прощает долгожданный сон. Целует в лоб …
Что за рога украсили быка! Я видел что-то чистое, рябое, как будто не быки, а облака там шли, обремененные арбою. Понравились мне красные быки. Их одурманил запах урожая. Угрюмо напряженные белки смотрели добро, мне не угрожая. О, их рога меня с ума свели! Они стояли прямо и навесно. Они сияли, словно две свечи, и свечи …
Не действуя и не дыша, все слаще обмирает улей. Все глубже осень, и душа все опытнее и округлей. Она вовлечена в отлив плода, из пустяка пустого отлитого. Как кропотлив труд осенью, как тяжко слово. Значительнее, что ни день, природа ум обременяет, похожая на мудрость лень уста молчаньем осеняет. Даже дитя, велосипед влекущее, вертя педалью, вдруг …
Это я — в два часа пополудни Повитухой добытый трофей. Надо мною играют на лютне. Мне щекотно от палочек фей. Лишь расплыв золотистого цвета понимает душа — это я в знойный день довоенного лета озираю красу бытия. «Буря мглою…», и баюшки-баю, я повадилась жить, но, увы, — это я от войны погибаю под угрюмым присмотром …