Луцилия приветствует Сенека!
Фортуна может горько навредить,
Ты сам себе не повредишь вовеки —
Вот главное, что можно подтвердить.
Пусть лучше будет плохо, чем полегче.
(Под «плохо» здесь считаю, как народ,
Заботы, что навалены на плечи,
Когда их много, молвят: «полон рот».)
Завидуют, кому легко живется…
Но, в легкости изнежится душа.
Я рад тому, в ком твердый дух найдется:
Он смеет жить, взволнованно дыша!
Лежащий в ароматах благовоний
Бездельник многим издали знаком.
Он труп, уже при жизни, своей волей,
Подобен тем, что волокут крюком.
Лежишь один — с ума сойдешь со скуки,
Возникнут без причины грусть и смех.
Досуг без упражнения в науках —
Как погребенье заживо для всех.
Нам от тревог нельзя уединиться,
К ним поводы — дежурят за стеной.
От зла нигде «ни спрятаться, ни скрыться»,
Оно шумит раскатистой волной.
Вне нас и в нас самих… Одно спасенье —
Надежность философии стены,
За ней душа живет без опасенья:
Фортуне не хватает рук длины.
Стремись держаться от судьбы подальше:
Познай природу, и познай себя.
Способен избежать желаний фальши
Твой разум, сущность блага возлюбя.
Смеется, кто спокойно дни проводит,
Твердя: Что философия дает?
Но, в час, когда домой беда заходит,
Их позднее признанье настает…
Когда палач протягивает руку,
Не помогают громкие слова…
Вот боль! (что объявлял ты вслух «не мукой»…)
Вот смерть! (что ты «не страшной» называл…)
Где мужество, и где отвага в сердце?
Ты упражнял не душу, а язык…
Язык же онемел при виде смерти,
Он мягок — к болтовне давно привык.
Зенон прибегнул к умозаключенью:
«Во зле нет славы, в смерти — может быть —
Так смерть — не зло.» От этого леченья
Способен ли о страхе кто забыть?!-
Нет. Не угодно ль говорить серьезней,
И не смешить идущего на смерть?!
Здесь празднословье будет слишком поздним…
И, кто столь глуп, чтоб так сказать посметь?
И сам Зенон дает софизм отличный:
«Что безразлично — славным не бывать,
Есть в смерти слава — смерть не безразлична.»
Но это все — слова, одни слова…
Не бедность хвалят, но ее поправших,
Не ссылку хвалят — тех, в ком дух сильней,
Не в болях слава — в их не признававших,
Не в смерти слава — в стойких перед ней.
Хвала Катону!- Что сказать про Брута?
Ведь смерть его постыднее, чем жизнь…
Поклялся жизнью: Лягу! (Это круто…
Когда палач велел ему: Ложись!)
Чуть не добавив: Как Антоний молвит…
Преданью…жизни, чуть не заслужив…
Все наши смерти в будущем напомнят
Потомкам: кто был мужествен, кто лжив.
Толпа глупа, как маленькие дети:
Богатства, власть, страданья, ссылки, смерть —
Добро иль зло? Злонравье-Добродетель —
Вот Выбор! С ним бы справиться суметь…
Все остальное — сутью безразлично,
Добру и злу лишь форму придает.
Что добродетель делает отличным,
Ужасно, в ком злонравие поет.
Хоть смерть не зло, обличье зла имеет:
Любовь к себе, желание пожить,
Потеря благ, страх перед мраком тлеют…
При жизни эти мысли — как ножи.
Смерть презирать… не принято, хоть должно,
А, в суеверьях — многое смешно:
«Огромный пес, что охраняет Орк…» — нам
Наверное увидеть не дано.
Пойти на смерть во благо — подвиг главный,
Так стаю прикрывает старый волк.
Кто будет мешкать, не познает славы.
Знай: добродетель — воля, а не долг.
Хитросплетенья дряхлых ухищрений
Не могут посылать людей на смерть.
Запутать разум могут, но, на время.
Здесь нужно проще действовать суметь.
«Ничем не ободряю вас сегодня,
Позавтракаем.»- Молвил Леонид…
«А ужинать мы будем в преисподней!» —
И все сумели верность сохранить…
Цедиций знал, как с воином общаться,
Сказал: «Дойдите! Вот — на день харчей.
Назад не жду, не нужно возвращаться…»
Величие не терпит мелочей.
Для легионов встреча с лютым змеем
Была страшней врагов и ратных дел.
Свалив скалу, хребет сломать сумели,
Истратив зря запасы пик и стрел.
Больших чудовищ бьют большим снарядом,
То, что сказал ты, соглашусь — остро,
Но смерть не остановишь острым взлядом.
Льва хочешь встретить шилом?
Будь здоров.