Ещё один сайт про стихи. И он вам понравится.
На край небосклона, туманный и скорбный, шла ночь, набухая звездами и тенью. А я, бородатый волшебник преданий, я слушал наречья камней и растений. Я понял признания — тайну печали плющей, кипарисов и жгучей крапивы, узнал сновиденья из повести нарда, пел светлые гимны средь лилий счастливых. И в древнем лесу, исходя чернотою, открыли мне душу глухие …
Мне страшно не вернуться к чудоцветам, твоим глазам живого изваянья. Мне страшно вспоминать перед рассветом, как на щеке цвело твое дыханье. Мне горько, что безлиственным скелетом, засохший ствол, истлею в ожиданье, неутоленным и неотогретым похоронив червивое страданье. И если ты мой клад, заклятый роком, мой тяжкий крест, которого не сдвину, и если я лишь пес, …
Проходили люди дорогой осенней. Уходили люди в зелень, в зелень. Петухов несли, гитары — для веселья, проходили царством, где царило семя. Река струила песню, фонтан пел у дороги. Сердце, вздрогни! Уходили люди в зелень, в зелень. И шла за ними осень в желтых звездах. С птицами понурыми, с круговыми волнами, шла, на грудь крахмальную свесив …
Загадка гитары Там, где круг перекрестка, шесть подруг танцевали. Три — из плоти, три — из стали. Давние сны их искали, но обнимал их яро золотой Полифем. Гитара! Свеча В скорбном раздумье желтое пламя свечи! Смотрит оно, как факир, в недра свои золотые и о безветренном мраке молит, вдруг затухая. Огненный аист клюет из своего …
На узенькой тропинке маленький старый ящер (родственник крокодила!) сидел и думал. В своем сюртуке зеленом, похожий одновременно на дьявола и на аббата, подтянут, весьма корректен, в воротничке крахмальном, глядел он солидно и важно, словно старый профессор. Эти глаза артиста с неудавшеюся карьерой, как печально они провожали умирающий вечер! Вы только в сумерки, друг мой, совершаете …
Острая звезда-алмаз, глубину пебес пронзая, вылетела птицей света из неволи мирозданья. Из огромного гнезда, где она томилась пленной, устремляется, не зная, что прикована к вселенной. Охотники неземные охотятся на планеты — на лебедей серебристых в водах молчанья и света. Вслух малыши-топольки читают букварь, а ветхий тополь-учитель качает в лад им иссохшею веткой. Теперь на горе …
Турийский голубь с нежными зрачками к тебе летит посланицем белоперым, как дым костра, сгорая на котором я заклинаю медленное пламя. Пуховый снег над жаркими крылами, вскипая, словно пена по озерам, жемчужно стынет инистым узором в саду, где наши губы отпылали. Погладь рукою перышко любое — и снежная мелодия крылато весь мир запорошит перед тобою. Так …
У неба пепельный цвет, а у деревьев — белый, черные,черные угли — жнивье сгорело. Покрыта засохшей кровью рана заката, бумага бесцветная гор скомкана, смята. Прячется серая пыль в овраг придорожный, ручьи помутнели, а заводи уснули тревожно. Колокольчики стада звенят несмело, водокачка застыла и онемела. У неба пепельный цвет, а у деревьев — белый.
Ветер, летящий с юга, ветер, знойный и смуглый, моего ты касаешься тела и приносить мне, крылья раскинув, зерна взглядов, налитых соком зреющих апельсинов. Обагряется месяц, и плачут тополя, склонясь пред тобою, только ждать тебя надо подолгу! Я свернул уже ночь моей песни и поставил ее на полку. Обрати на меня вниманье, если нет и в …
Лес высок! Четыре голубки летят на восток. Четыре голубки летели, вернулись. Четыре их тени упали, метнулись. Лес высок? Четыре голубки легли на песок.
Потемки моей души отступают перед зарею азбук, перед туманом книг и сказанных слов. Потемки моей души! Я пришел к черте, за которой прекращается ностальгия, за которой слезы становятся белоснежными, как алебастр. (Потемки моей души!) Завершается пряжа скорби, но остаются разум и сущность отходящего полудня губ моих, отходящего полудня взоров. Непонятная путаница закоптившихся звезд расставляет сети …
Ливень ласки и грусти прошумел в захолустье, дрожь вселил на прощанье в садовые листья. Эта почва сырая пахнет руслом покоя, сердце мне затопляя нездешней тоскою. На немом окоеме рвутся плотные тучи. Кто-то капли вонзает в дремотную заводь, кругло-светлые жемчуги всплесков бросает. Огоньки, чья наивность в дрожи вод угасает. Грусть мою потрясает грусть вечернего сада. Однозвучная …
Ночь на пороге. Над наковальнями мрака гулкое лунное пламя. Ночь на пороге. Сумрачный вяз обернулся песней с немыми словами. Ночь на пороге. Если тропинкою песни ты проберешься к поляне… Ночь на пороге. …ночью меня ты оплачешь под четырьмя тополями. Под тополями, подруга. Под тополями.
Это праздник, праздник ночью, праздник маленькой Пречистой и ее ладьи! Дева росту небольшого, серебром блестит корона, племенных быков четверка впряжена в ее повозку. А стеклянные голубки дождь несли с собою в горы, сквозь туманы сонм усопших устремился в тесный город. О Пречистая! Ты лаской кроткий взор согрей коровий, убери цветами плащ свой, сняв их с …
Где оно, сердце того школьника, чьи глаза первое слово по букварю прочитали? Черная, черная ночь, не у тебя ли? (Как холодна вода у речного дна.) Губы подростка, которые поцелуй, свежий, как дождь, познали, черная, черная ночь, не у тебя ли? (Как холодна вода у речного дна.) Первый мой стих. Девочка, взгляд исподлобья, косы на плечи …
Прощаюсь у края дороги. Угадывая родное, спешил я на плач далекий — а плакали надо мною. Прощаюсь у края дороги. Иною, нездешней дорогой уйду с перепутья будить невеселую память о черной минуте. Не стану я влажною дрожью звезды на восходе. Вернулся я в белую рощу беззвучных мелодий.
Я прянул к телефону, словно к манне небесной среди мертвенного зноя. Пески дышали южною весною, цвел папоротник в северном тумане. Откуда-то из темной глухомани запела даль рассветною сосною, и как венок надежды надо мною плыл голос твой, вибрируя в мембране. Далекий голос, нежный и неверный, затерянный, затихший дрожью в теле. Такой далекий, словно из-за гроба. …
Что там во мне таится в такой печальный час? Кто лес мой, золотой и свежий, вырубает? Как в зыбком серебре зеркал я прочитаю то, что речной рассвет передо мной расстелет? Вяз замысла какого в моем лесу повален? В каком дожде молчанья дрожу я с той поры, как умерла любовь на берегу печали? Лишь терниям лелеять …
Пейзаж Масличная равнина распахивает веер, запахивает веер. Над порослью масличной склонилось небо низко, и льются темным ливнем холодные светила. На берегу канала дрожат тростник и сумрак, а третий — серый ветер. Полным-полны маслины тоскливых птичьих криков. О, бедных пленниц стая! Играет тьма ночная их длинными хвостами. Гитара Начинается плач гитары. Разбивается чаша утра. Начинается плач …
— Ежевика, серая кора, подари мне ягод, будь добра. — В терниях окровавленных ветвь, я люблю тебя. А ты? Ответь. — Языком дай раздавить мне твой плод с его густой зеленой тьмой. — Всей тоской моих угрюмых терний я голубила б тебя, поверь мне. — Ежевика, ты куда? — Искать той любви, что ты не …
Август. Персики и цукаты, и в медовой росе покос. Входит солнце в янтарь заката, словно косточка в абрикос. И смеется тайком початок смехом желтым, как летний зной. Снова август. И детям сладок смуглый хлеб со спелой луной.
Мама, пусть я серебряным мальчиком стану. Замерзнешь. Сыночек, таким холодней. Мама, пусть водяным я мальчиком стану. Замерзнешь. Сыночек, таким холодней. Мама, вышей меня на подушке своей. Сейчас. Это будет намного теплей.
Все выплакать с единственной мольбою — люби меня и, слез не отирая, оплачь во тьме, заполненной до края ножами, соловьями и тобою. И пусть на сад мой, отданный разбою, не глянет ни одна душа чужая. Мне только бы дождаться урожая, взращенного терпением и болью. Любовь моя, люби! — да не развяжешь вовек ты жгучий узел …
За стеклом окошек неподвижных девушки улыбками играют. (На струнах пустых роялей пауки-акробаты.) Назначают девушки свиданья, встряхивая косами тугими. (Язык вееров, платочков и взглядов.) Кавалеры отвечают им, цветисто взмахивая черными плащами.
Сидят на лужайке кузнечики чинно. — Что скажешь ты, Марк Аврелий, об этих философах с тихой равнины? Мысли твои не созрели! Река по равнине узоры чертит. — Скажи мне, Сократ, что смог увидеть ты в водах, несущихся к смерти? Твой символ веры убог! Осыпались розы и в грязь упали. — Скажи мне, святой Хуан, о …
Служанке У реки пляшут вместе топольки. А один, хоть на нем лишь три листочка, пляшет, пляшет впереди. Эй, Ирена! Выходи! Скоро выпадут дожди, так скорей попляши в саду зеленом! Попляши в саду зеленом! Подыграю струнным звоном. Ах, как несется речка. Ах ты, мое сердечко! У реки пляшут вместе топольки. А один, хоть на нем лишь …
Мята, змея, полуночь. Запах, шуршанье, тени. Ветер, земля, сиротство. (Лунные три ступени.)
Петух зарю высекает, звеня кресалом каленым, когда Соледад Монтойя спускается вниз по склонам. Желтая медь ее тела пахнет конем и туманом. Груди, черней наковален, стонут напевом чеканным. — Кого, Соледад, зовешь ты и что тебе ночью надо? — Зову я кого зовется, — не ты мне вернешь утрату. Искала я то, что ищут, — себя …
Как больно, что не найду свой стих в неведомых далях страсти, и, на беду, мой мозг чернилами залит! Как жалко, что не храню рубашки счастливца: кожи дубленой, что на броню, отлитую солнцем, похожа. (Перед моими глазами буквы порхают роями.) О, худшая из болей — поэзии боль вековая, болотная боль, и в ней не льется вода …
Стояли втроем. (День с топорами пришел.) Остались вдвоем. (Отблеск крыльев тень распорол.] Одно всего. Ни одного. (Тихий источник гол.)
Море, ты — Люцифер лазоревых высот, за желанье стать светом свергнутый небосвод. На вечное движенье бедный раб осужден, а когда-то, о море, стыл спокойно твой сон. Но от горьких уныний тебя любовь спасла, ты жизнь дало богине, и глубь твоя поныне девственна и светла. Страстны твои печали, море сладостных всхлипов, но ты полно не звезд, …
I Лунная вершина, ветер по долинам. (К ней тянусь я взглядом медленным и длинным.) Лунная дорожка, ветер над луною. (Мимолетный взгляд мой уронил на дно я.) Голоса двух женщин. И воздушной бездной от луны озерной я иду к небесной. II В окно постучала полночь, и стук ее был беззвучен. На смуглой руке блестели браслеты речных …
I Был красным ветер вдалеке, зарей зажженный. Потом струился по реке — зеленый. Потом он был и синь и желт. А после — тугою радугой взошел над полем. II Запружен ветер, как ручей. Объяты дрожью и водоросли тополей, и сердце — тоже. Неслышно солнце за зенит склонилось в небе… Пять пополудни. Ветер спит. И птицы …
О, шепоток любви глухой и темной! Безрунный плач овечий, соль на раны, река без моря, башня без охраны, гонимый голос, вьюгой заметенный! О, контур ночи четкий и бездонный, тоска, вершиной вросшая в туманы, затихший мир, заглохший мак дурманный, забредший в сердце сирый пес бездомный! Уйди с дороги, стужи голос жгучий, не заводи на пустошь вековую, …
Зал в знаменах Подполковник. Я подполковник жандармерии. Сержант. Так точно! Подполковник. И этого никто не оспорит. Сержант. Никак нет! Подполковник. У меня три звезды и двадцать крестов. Сержант. Так точно! Подполковник. Меня приветствовал сам архиепископ в мантии с лиловыми кистями. Их двадцать четыре. Сержант. Так точно! Подполковник. Я — подполковник. Подполковник. Я — подполковник жандармерии. …
Я твое повторяю имя по ночам во тьме молчаливой, когда собираются звезды к лунному водопою и смутные листья дремлют, свесившись над тропою. И кажусь я себе в эту пору пустотою из звуков и боли, обезумевшими часами, что о прошлом поют поневоле. Я твое повторяю имя этой ночью во тьме молчаливой, и звучит оно так отдаленно, …
Окутана дымкой тревожных желаний, идешь, омываясь вечерней прохладой. Как вянущий нард эти сумерки плоти, увенчанной таинством женского взгляда. Несешь на губах чистоты неиспитой печаль; в золотой дионисовой чаше бесплодного лона несешь паучка, который заткал твой огонь неугасший в цветущие ткани; ничей еще рот на них раскаленные розы не выжег. Несешь осторожно в точеных ладонях моточек …
Потухшие звезды усыпали пеплом холодное лоно реки зеленой. Ручей растрепал свои косы, а тайные гнезда, как в час расплаты, огнем объяты. Лягушки превратили канаву в дудку, которая фальшивит еще усердней во мгле вечерней. Из-за горы на просторы неба окорок луны с лицом добродушным выплыл послушно. Из домика, который окрашен в индиго, звезда луну добродушную дразнит, …
Мшистых лун неживая равнина и ушедшей под землю крови. Равнина крови старинной. Свет вчерашний и свет грядущий. Тонких трав неживое небо. Свет и мрак, над песком встающий. В лунном мареве смерть я встретил. Неживая земная равнина. Очертанья маленькой смерти. На высокой кровле собака. И рукою левою косо пересек я сухих цветов прерывистые утесы. Над собором …