На главной площади в Бердянске
Мотор задохся и заглох.
Я скинул сапоги, портянки
Снял, накрутил поверх сапог.
Шофёр изматерил машину,
Рыдал над чёртовой «искрой»,
А я забрался под махину
И, развалясь, дымил махрой.
Неподалёку выло море,
Запаренное добела.
А мне какое было горе?
Я загорал, а служба – шла.
Год пятьдесят был первый, август.
И оказалось по нутру,
Скорее в радость, а не в тягость
Курить под кузовом махру.
Похожие на иностранок,
Шли с пляжа дочери Москвы,
Но не впивался, как ни странно,
Глазами, полными тоски.
Солдат фурштадтский, в перерыве
Я стал нечаянно велик,
И вся обыденность впервые
Запнулась, будто грузовик.
Мир распахнулся, будто милость,
От синей выси до земли…
И всё вокруг остановилось,
Лишь море билось невдали.
ЗИС спал, как на шляху – телега,
А я под ним в полдневный жар,
Босой, посередине века,
С цигаркою в зубах лежал.
Лежал, как будто сам – столица
И истина со мною – вся.
И небеса Аустерлица
Мне виделись из-под ЗИСа́.