Да, я стартовал от крылечка!
И этим, мой недруг, горжусь!
Крылечко,
да русская печка,
да сани, да в бляшках уздечка —
сама изначальная Русь.
Расправив могутные плечи
и смутных желаний полна,
на небо и землю
с крылечек
веками глядела она.
Поскольку была избяною
и сплошь земляною
была,
поскольку, добавлю,
иною
пока она быть не могла.
Замученной ей, но живучей,
как сын,
загляну в старину,
ни лапти её, ни онучи
вовек не поставлю в вину!
Напротив,
я буду всё боле
дивиться, — изыдь, сатана! —
как в этой жестокой недоле
душой не зачахла она.
Как в ней совместились счастливо —
и в этом её высота! —
незлобивость
и совестливость,
достоинство и прямота!
Земля, над которою
вместе
с конягой пластался мужик,
его не учила ни лести
(пусть лучше отсохнет язык!),
ни лжи, ни торгашеству…
Не был
он мастер купить и продать.
Умел он — свидетелем небо —
насытиться квасом да хлебом
и нищему корку подать.
Забитого,
долготерпеньем
корить ты его погоди.
Запомни, что точка кипенья
высокая в русской груди!
И право, тебе забывать бы
не след, говоря о былом,
кто рушил с Емелькой усадьбы,
со Стенькою шёл напролом.
Кто, чашу терпения выпив,
по Зимнему вдарил плечом…
И гнев тот
октябрьский
Великим
историей был наречён!
И рухнуло рабство!
И с треском
кругом послетали замки…
И к гневу тому, как известно,
причастны в лаптях мужики!
Громили они супостата,
рубили, оставив дела…
Выходит,
крылечко для старта —
площадка не так уж мала…
Не так и плоха она, к слову
(как ты мне о том напевал!):
мой тёзка русоголовый —
—
с неё ж стартовал!