Сонъ въ лѣтнюю ночь.
Комедія Шекспира.
Переводъ Аполонна Григорьева.
ПОСВЯЩАЕТСЯ
ТИТАНІИ.
(1846 годъ.)
I.
Титанія! пусть вѣчно надъ тобой
Подруги-сильфы свѣтлые кружатся,
Храня тебя средь суеты дневной,
Когда легко съ толпой душѣ смѣшаться,
Баюкая въ безмолвный часъ ночной,
Какъ тихимъ сномъ, глаза твои смежатся.
— Зачѣмъ не я твой духъ сторожевой?
Есть грезы… Имъ опасно отдаваться,
Ихъ чары сильны обаяньемъ зла,
Тревожными стремленьями куда-то:
Не улетай за ними, сильфъ крылатой,
Сіяй звѣздой, спокойна и свѣтла,
Въ начертанномъ кругу невозмутима,
Мучительно, но издали любима!
II.
Титанія! не даромъ страшно мнѣ:
Ты какъ дитя капризно-прихотлива,
Ты слишкомъ затаенно-молчалива
И, чистый духъ,— ты женщина вполнѣ.
Передъ тобой покорно, терпѣливо
Душа чужая въ медленномъ огнѣ
Сгарала годы, мучась въ тишинѣ…
А ты порой,— безпечно-шаловливо
Шутила этой страстію нѣмой,
Измученнаго сердца лучшимъ кладомъ,
Блаженныхъ грезъ послѣднею зарей;
Порою же, глубокимъ, грустнымъ взглядомъ,
Душевнымъ словомъ ты играть могла…
Титанія! Ужели ты лгала?
III.
Титанія! я помню старый садъ
И помню ночь іюньскую. Равниной
Небесною, какъ будто за урядъ
Плыла луна двурогой половиной.
Вы шли вдвоемъ… Онъ былъ безумно радъ
Всему: лунѣ и пѣснѣ соловьиной!
Вдругъ господинъ… припомни только: врядъ
Найдется столько головы ослиной
Достойный… Но Титанія была
Титаніей; простая ль шалость дѣтства,
Иль прихоть безобразная пришла
На мысли ей,— оселъ ея кокетства
Не миновалъ. А возвратясь домой,
Какъ женщина, въ ту ночь рыдалъ другой.
IV.
Титанія! изъ-за туманной дали
Ты все какъ лучь блестишь въ мечтахъ моихъ,
Обвѣяна гармоней печали,
Волшебнымъ ароматомъ дней иныхъ.
Ему съ тобою встрѣтиться едва-ли;
Покоренъ безнадежно, скорбно-тихъ,
Велѣній не нарушитъ онъ твоихъ,
О, чистый духъ съ душей изъ крѣпкой стали!
Онъ понялъ все, онъ въ жизнь унесъ съ собой
Сокровище, завѣтную святыню:
Порывъ невольный, взоръ тоски нѣмой,
Слезу тайкомъ… Засохшую пустыню
Его души, какъ Божія роса,
Увлажила навѣкъ одна слеза
V.
Да, сильны были чары обаянья
И надъ твоей, Титанія, душой,—
Сильнѣй судьбы, сильнѣй тебя самой!
Какъ часто, противъ воли и желанья,
Ты подчинялась власти роковой!
Когда не въ силахъ вынести изгнанья
Явился онъ, послѣдняго свиданья
Испить всю горечь,— грустный и больной,
Съ проклятіемъ мечтаньямъ и надеждѣ,
Въ тотъ мирный уголокъ, который прежде
Онъ населялъ, какъ новый Оберонъ,
То мрачными, то свѣтлыми духами,
Любимыми души своей мечтами…
Все, все въ тебѣ прочелъ и понялъ онъ.
VI.
Титанія! не разъ бѣжать желала
Ты съ ужасомъ отъ странныхъ тѣхъ гостей,
Которыхъ власть чужая призывала
Въ дотолѣ тихій миръ души твоей:
Отъ новыхъ чувствъ, мечтаній, думъ, идей!
Чтобъ на землю изъ царства идеала
Спуститься, часто игры дѣтскихъ дней
Ты съ сильфами другими затѣвала.
А онъ тогда, безмолвенъ и угрюмъ,
Сидѣлъ въ углу и думалъ: для чего же
Безсмысленный, несносный этотъ шумъ
Она затѣяла?… безсмысленъ тоже
И для нея онъ: ликъ ея младой
Все такъ же тайной потемненъ тоской.
VII.
Титанія! прости навѣки. вѣрю,
Упорно вѣрить я хочу, что ты —
Сліянье прихоти и чистоты,
И знаю: невозвратную потерю
Несетъ онъ въ сердцѣ; унеслись мечты,
Послѣднія мечты — и рая двери
Навѣкъ скитальцу-духу заперты.
Его скорбей я даже не измѣрю
Всей бездны. Но горячею мольбой
Молился онъ, чтобъ свѣтлый образъ твой
Сіялъ звѣздой ничѣмъ не помраченной,
Чтобъ помыслъ и о немъ въ тиши безсонной
Святыни сердца возмутить не могъ,
Которое другому отдалъ Богъ.
1846 года,
ноябрь.
ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.
Тезей, князь аѳинскій.
Эгей, отецъ Эрміи.
Лизандръ, Димитрій, влюбленные въ Эрмію.
Филостратъ, церемоніймейстеръ Тезея.
Буравъ, столяръ.
Пила, плотникъ.
Основа, ткачъ.
Дудка, скорнякъ.
Рыло, мѣдникъ.
Голодай, портной.
Ипполита, королевна Амазонокъ.
Эрмія, влюбленная въ Лизандра.
Елена, влюбленная въ Димитрія.
Оберонъ, царь эльфовъ.
Титанія, царица эльфовъ.
Пукъ или Ровинъ, добрый товарищъ, духъ.
Душистый горошекъ, Паутинка, Моль, Горчичное зерно, эльфы.
Пирамъ, Тизба, Лунный свѣтъ, Стѣна, Левъ, дѣйствующія лица въ театральномъ представленіи мастеровыхъ.
Эльфы, свита Тезея и Ипполиты
Мѣсто дѣйствія, Аѳины и лѣсъ близъ Аѳинъ.
ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.
СЦЕНА I.
Аѳины. Зала во дворцѣ Тезея.
Входятъ Тезей, Ипполита, Филостратъ и свита.
Тезей. И такъ, прекрасная царевна,— близокъ
Нашъ брачный часъ: четыре дня счастливыхъ
Пройдутъ — и новый мѣсяцъ приведутъ.
Но все какъ будто слишкомъ медлитъ старый,
Дразня мои желанія, какъ долго
Зажившаяся мачиха-старуха,—
Наслѣдниковъ выводитъ изъ терпѣнья.1
Ипполита. Четыре дня въ ночахъ потонутъ быстро,
Четыре ночи въ грезахъ пронесутся.
А тамъ и мѣсяцъ, словно лукъ,— на небѣ
Серебряной натянутый дугою
Ночь праздника освѣтитъ.
Тезей. Филостратъ, ступай,
Зови ты молодежь аѳинскую къ забавамъ.
Воздушнаго буди веселья духа,
На похороны отсылай печаль.
На пиршествѣ нѣтъ мѣста блѣдной гостьѣ!
(Филострата уходитъ.)
Мечемъ тебя я добылъ. Ипполита,2
Любовь твою завоевалъ враждой:
Но свадьбу я на новый ладъ играю —
Съ пирами, съ пышностью и съ шумнымъ торжествомъ.
Входятъ Эгей, Эрмія, Димитрій и Лизандръ.
Эгей. Будь здравъ, нашъ господинъ и князь,3 Тезей!
Тезей. Здорово, добрый мой Эгей, что скажешь?
Эгей. Совсѣмъ разстроенъ, съ жалобой пришелъ
Я на свое дитя, на дочь свою,
На Эрмію,— поди сюда Димитрій!
Вотъ, господинъ и князь мой, тотъ, кому
Я обручилъ ее — поди жъ сюда
И ты, Лизандръ!— а вотъ кто, господинъ мой,
Осѣтилъ сердце дочери моей.
Ты, ты, Лизандръ,— ты разные стишонки
Ей посылалъ — залогами любви
Съ моею дочерью вы обмѣнялись…
Подъ окнами ея, при лунномъ свѣтъ,
Пѣвалъ ты лживыми устами пѣсни
Про лживую любовь свою бывало:
Какъ воръ, укралъ пылъ первыхъ впечатлѣній,
Сманилъ ихъ на колечки, на браслетки
Волосяныя,— на конфеты, тряпки,
Цвѣты — все это дрянь и вздоръ, но только —
Какіе это ловкіе послы
Къ сердцамъ неопытнымъ и слабымъ! Ты обманомъ
Похитилъ сердце дочери моей,
И должную родителю покорность
Въ строптивое упрямство обратилъ;
И потому-то, князь и господинъ мой,
Когда сейчасъ же, предъ твоей же свѣтлой
Особою,— съ Димитріемъ она
Не обручится — древній нашъ аѳинскій
Законъ я призываю здѣсь4: Понеже
Моя она — моя надъ ней и воля!..
Или за этого ей выйдти дворянина,
Иль умереть, согласно съ тѣмъ, какъ выше —
Поименованный законъ нашъ древній
На случай сей опредѣлилъ буквально5.
Тезей. Что ты отвѣтишь, Эрмія? Объ этомъ
Поразсуди, красавица моя.
Тебѣ отецъ твой богомъ долженъ быть.
Онъ красоты твоей творецъ и для него
Ты тоже, что фигура восковая,
Которая имъ вылита: имѣетъ
Онъ право полное — и уничтожить,
И довершить созданіе свое.
Димитрій же притомъ отличный малый!
Эрмія. Лизандръ не хуже кажется его.
Тезей. Самъ по себѣ не хуже: это — точно!
Но въ настоящемъ случаѣ, ему
Недостаетъ отцовскаго согласья.
Поэтому, и долженъ перевѣсъ
Имѣть другой, не онъ.
Эрмія. О, еслибъ только
Отецъ моими поглядѣлъ глазами!
Тезей. Скорѣй же слѣдъ — твоимъ глазамъ глядѣть
Его благоразумнымъ взоромъ.
Эрмія. У вашей свѣтлости прощенія прошу я…
Не знаю, что за сила смѣлость мнѣ даетъ
И какъ дѣвичья скромность позволяетъ
Въ присутствіи такихъ особъ мнѣ рѣчь держатъ —
Но, умоляю вашу свѣтлость, мнѣ
Сказать все худшее, что можетъ быть со мною,
Коль за Димитрія не соглашусь идти?
Тезей. Иль смертью умереть, или отречься
Должна ты навсегда отъ общества людей;
Измѣрь же Эрмія свои желанья
И молодую кровь свою спроси:
Ты въ силахъ ли, отца отвергнувъ выборъ,
Покровъ отшельницы надѣть,
Въ обитель мрачную навѣки запереться
И цѣломудренной сестрою вѣкъ прожить,
Привѣтствуя однообразнымъ гимномъ
Безчувственную, хладную луну?
Блаженны трижды тѣ, кто, крови пылъ смиривши,
Путь дѣвственный достойно совершили:
Но сорванная роза, по земному
Понятію,— счастливѣе, чѣмъ та,
Которая на дѣвственномъ шипкѣ
Печально увядаетъ:— возрастая,
Живя и умирая одинокой.
Эрмія. Такъ я хочу рости, такъ жить, такъ умереть!
Все лучше, чѣмъ отдать дѣвичью волю
Подъ власть того, о, государь!
Чье иго нежеланное признать
Душа противится владычествомъ верховнымъ.
Тезей. А все-таки возьми ты срокъ подумать!
Настанетъ скоро новолунье (день
Соединенья моего съ невѣстой
На вѣковѣчный счастливый союзъ):
Въ сей самый день готовься умереть
За непокорность отчей волѣ,
Иль выйдти за Димитрія, какъ хочетъ
Родитель твой, иль дать навѣкъ обѣтъ,
Нерушимый обѣтъ у алтаря Діаны
Въ суровомъ долгѣ дѣвственности вѣчной.
Димитрій. Смягчися, Эрмія!— а вы, Лизандръ,
Претензіями шаткими своими
Моимъ нравамъ пожертвуйте безспорнымъ!
Лизандръ. Любовь отца при васъ: при мнѣ — ея любовь!
Такъ вы на немъ женились бы, Димитрій!
Эгей. Ну, да, наглецъ! При немъ моя любовь.
Все, что мое — отдастъ она ему:
А дочь — моя: права свои надъ мои,
Какъ собственность, Димитрію отдамъ я.
Лизандръ. Я, господинъ мой, знатенъ также родомъ,
Богатъ какъ онъ же, а люблю сильнѣе!
Имущество мое равно съ его
Имуществомъ — а чуть ли и не больше:
И, что важнѣй всѣхъ этихъ благъ ничтожныхъ,—
Я Эрміей прекрасною любимъ.
Такъ почему жь отъ правъ я откажуся?
Димитрій — я въ глаза ему скажу —
Ухаживалъ не мало за Еленой,
За дочерью Недара и успѣлъ
Плѣнить ей сердце — и съ ума сошла,
Совсѣмъ съ ума сошла по немъ бѣдняжка:
До съумасшествія боготворитъ она
Измѣнника — а онъ надъ ней смѣется.
Тезей. Признаться, самъ объ этомъ слышалъ я
И говорить давно съ Димитріемъ сбирался;
Да занятъ былъ своими хлопотами —
И все не удавалось. Но пойдемъ, Димитрій,
И ты Эгей — вы оба: нѣчто вамъ
Имѣю сообщить я въ тайнѣ. Ты же
Рѣшайся, Эрмія, свои капризы
Родительскимъ желаньямъ подчинить.
А иначе грозитъ законъ аѳинскій,
(Котораго смягчить не властны мы)
Обѣтомъ одиночества иль смертью.
Идемъ же, Ипполита. Что съ тобою,
Любовь моя? Димитрій и Эгей
Идите съ нами: нужно будетъ вамъ
Дать порученій нѣсколько, на счетъ
Устройства нашихъ свадебныхъ пировъ.
Да слова два сказать вамъ и о томъ,
Что собственно относится до васъ.
Эгей. Идемъ, согласно съ долгомъ и желаньемъ.
(Уходять Тезей, Ипполита, Эгей, Димитрій и свита.)
Лизандръ. Ну, что жь, любовь моя? что поблѣднѣли
Ланиты? отъ чего на нихъ такъ быстро
Поблекли розы?
Эрмія. Отъ того должно быть,
Что нѣтъ дождя: но замѣнить могу я
Его для нихъ очей потокомъ бурнымъ.
Лизандръ. Увы, бѣда мнѣ! читывалъ не разъ я,
Не разъ слыхалъ въ исторіяхъ и сказкахъ,
Что не течетъ потокъ любви равно;6
А, или тутъ по крови неравенство…
Эрмія. О, горе тяжкое — неровню полюбить!
Лизандръ. Или въ лѣтахъ различіе большое…
Эрмія. О, ужасъ! старость съ юностью сковать!..
Лизандръ. Или отъ выбора людскаго, наша
Зависитъ страсть…
Эрмія. О, мука! выбирать
Свою любовь глазами не своими.
Лизандръ. А если есть сочувствіе въ избраньи,
Война тутъ, смерть, болѣзнь начнутъ осаду
И сдѣлаютъ любовь мгновенною какъ звукъ,
Летучею какъ тѣнь, обманчивой какъ сонъ,
И быстролетною какъ молнія, что въ ночь
Глухую разсѣчетъ однимъ извивомъ небо
И землю,— и едва лишь человѣкъ
Ее увидѣть только могъ; — взгляни:
Ее пожрала пасть бездонной тьмы:
Такъ быстро въ хаосѣ все свѣтлое темнѣетъ!
Эрмія. Ужь если завсегда терпѣли горе
Всѣ вѣрные любовники, то вѣрно
Таковъ законъ судьбины непреложный!
И мы потерпимъ тоже безъ роптанья.
Знать, горе то обычное, съ любовью
Не раздѣлимое, какъ думы, сны и вздохи,
Желанія и слезы — спутники мечты.7.
Лизандръ. Да, это точно такъ… А потому8, послушай:
Есть тетка у меня, вдова-старушка,
Бездѣтная, съ доходами большими,
Верстъ за двадцать9 отсюда домъ ея.
Я ей какъ сынъ единственный любимъ.
Тамъ, милая моя, мы обвѣнчаться можемъ,
Жестокій тамъ законъ аѳинскій насъ
Ужь не настигнетъ. Ежели взаправду
Меня ты любишь, такъ уйди украдкой
Изъ дома отчаго ты завтра ночью;
И въ томъ лѣсу за городской чертою,
Тамъ, гдѣ однажды встрѣтилъ я тебя
Съ Еленою, когда вы майскимъ утромъ
Весенніе обряды совершали,10
Тамъ буду ждать тебя.
Эрмія. О, милый! я клянуся
И лукомъ купидоновымъ тугимъ
И лучшей золотой его стрѣлою;
Клянуся чистотой Венеры голубей,
Клянуся всѣмъ, что единитъ людей;
Огнемъ, который жизнь царицы Карѳагена
Пресѣкъ, когда расторгнувъ узы плѣна,
Троянецъ лживый паруса поднялъ,
И всѣми клятвами, которыхъ нарушалъ
Гораздо болѣе, когда бы счесть измѣны
Мужчины,— чѣмъ языкъ ихъ женскій насказалъ:
Въ которомъ мѣстѣ мнѣ назначено тобою,
Тамъ завтра буду ждать тебя ночной порою.
Лизандръ. Сдержи же слово честно, милый другъ!
Но посмотри: сюда идетъ Елена.
Входитъ Елена.
Эрмія. Привѣтъ мой Еленѣ прекрасной! Куда такъ спѣшите?
Елена. Кто это — я-то прекрасна? привѣтъ вы къ себѣ обратите.
Вашей красою Димитрій плѣненъ: вотъ краса — такъ краса!
Звѣзды полярныя — ваши глаза,
И слаще вашъ голосъ звучитъ, чѣмъ вечерней зарей
Пастуху пѣсня птички звучитъ полевой,
Когда рожь на поляхъ зеленѣетъ,
Когда все и цвѣтетъ и алѣетъ.
Зараза прилипчива — но для чего же
И красота не прилипчива тоже?
Заразилась бы я вами вся съ этихъ поръ,
Вашимъ голосомъ слухъ, вашимъ взоромъ мой взоръ
И языкъ мой мелодіей сладкой, на вашу похожей!
Отдавайте міръ цѣлый мнѣ : — Если Димитрія нѣтъ,—
Лишь его мнѣ, его… за него уступлю цѣлый свѣтъ…
Научите жь меня какъ глядѣть, вести рѣчь,
Чѣмъ вы сердце его такъ умѣли привлечь?
Эрмія. На него я все хмурюсь, а онъ все ко мнѣ.
Елена. Кабы такъ улыбаться, какъ вы хмуритесь, мнѣ!
Эрмія. Пристаетъ онъ съ любовью, какъ я ни грублю.
Елена. Видно слаще когда ты грубишь, чѣмъ когда я молю!
Эрмія. Чѣмъ постылѣй онъ мнѣ, тѣмъ ему я милѣй.
Елена. Тѣмъ постылѣй ему, чѣмъ люблю я сильнѣе!
Эрмія. Разсуди жь ты сама, виновата ли я?..
Елена. Нѣтъ, не ты — красота виновата твоя…
Кабы въ этой винѣ да была виновата моя!11
Эрмія. Успокойся однако! Меня ужь ему не видать:
Мы съ Лизандромъ отсюда рѣшились бѣжать.
Вотъ, пока не сошлася я съ милымъ моимъ,
Такъ Аѳины казались мнѣ раемъ земнымъ,
Какова же должна быть у милаго сила,
Когда въ адъ она мнѣ самый рай обратила?
Лизандръ. Елена, мы тайну откроемъ вамъ всю не робѣя.
Лишь посмотрится подъ вечеръ завтра Фебея
Серебрянымъ ликомъ въ стекло водяное
И жидкими перлами лугъ ороситъ…
Бѣгство любящихъ часъ тишины защититъ
(Укрывавшій не разъ уже бѣгство такое) —
Изъ Аѳинъ мы уйдемъ потаенной тропою.
Эрмія. И въ лѣсу, гдѣ бывало съ тобою мы двѣ,
Безпечно лежимъ на зеленой травѣ,
Облегчая сердца токомъ сладостнымъ рѣчи…
Тамъ мы съ милымъ назначили мѣсто для встрѣчи.
Взоръ послѣдній, мы бросивъ на городъ родной
Въ чужихъ людяхъ искать пойдемъ дружбы иной,
Ты же, дѣтства подруга, прими мой привѣтъ на прощанье,
Помолися за насъ — и Димитрія дай тебѣ Богъ по желанью.
До свиданья, мой милый — увидимся тамъ!
Томиться до завтра придется безъ пищи очамъ!
(Уходитъ.)
Лизандръ. Увидимся!.. съ вами Елена позвольте проститься.
Какъ вы по Димитріѣ, такъ пусть по васъ онъ томится.
(Уходитъ.)
Елена. Вѣдь счастье же инымъ вотъ, а не мнѣ!
Слыву красавицей я съ нею на ровнѣ:
А что мнѣ въ томъ? Меня Димитрій убѣгаетъ,
И знать не хочетъ онъ, что всѣ другіе знаютъ.
Очами Эрміи безумно увлеченъ
Во снѣ и на яву, все ими бредитъ онъ;
А я увлечена къ нему безумной страстью!
Дурному, пошлому порой своею властью
Любовь даетъ и красоту и видъ:
Не окомъ — но душей любовь глядитъ…
И отъ того крылатый Купидонъ
Всегда слѣпымъ изображенъ;
Въ немъ нѣтъ нисколько разсужденья:
Безъ глазъ и съ крыльями — онъ весь одно стремленье!
Любовь слыветъ дитятей у людей
Затѣмъ, что въ выборѣ ошибки сплошь у ней.
Какъ дѣти въ играхъ клятвъ готовы надавать
И клятвамъ измѣнить потомъ безпечно —
Такъ и дитя-эротъ, о клятвахъ забывать
Привыкъ, клятвопреступникъ вѣчной.
Пока глазъ Эрміи Димитрій не видалъ,
Былъ мой онъ — клятвы сыпалися градомъ —
Растаялъ этотъ градъ, ея согрѣтый взглядомъ,
И ливень новыхъ клятвъ предъ нею побѣжалъ.
О бѣгствѣ Эрміи пойду доставлю вѣсть я:
Навѣрно въ лѣсъ пойдетъ онъ завтра въ часъ ночной
Ее отыскивать. Авось, я за извѣстье
Дождуся ласки хоть одной…
Но, что бы ни было, все облегчу я горе,
Увижу милаго и вновь увижу вскорѣ12.
(Уходитъ.)
СЦЕНА ІІ-я.
Аѳины. Комната въ хижинѣ.
Входятъ Харя, Основа, Дудка, Пила, Голодай и Буравъ.
Пила. Вся ли наша компанія здѣсь?
Основа. Вы бы лучше перекликали насъ всѣхъ, одного за другимъ, по списку.
Пила. Вотъ у меня листъ съ прописаніемъ именъ и прозваній всѣхъ, кто только найдены въ Аѳинахъ способными играть въ нашей интермедіи передъ молодыми, княземъ и княгинею, вечеромъ въ высокоторжественный день ихъ бракосочетанія.
Основа. Первое дѣло, любезный Петръ Пила, разскажи ты намъ достоканально, что за пьеса, потомъ прочти имена актеровъ и назначь роли.
Пила. Дѣло! такъ вотъ, честные господа, какая наша пьеса: это — прежалостная комедія и прежестокая смерть Пирама и Тизбы13.
Основа. Первый сортъ пьеса, могу васъ увѣрить — и самая увеселительная. Ну, теперь, добрѣйшій Петръ Пила, потрудись сдѣлать перекличку всѣмъ нашимъ актерамъ по списку. Честные господа, становитесь рядомъ.
Пила. Откликайся каждый на вызовъ. Никъ Основа, ткачъ!
Основа. Въ наличности. Скажите, какая моя роль и продолжайте.
Пила. Вы, Никъ Основа, назначены тутъ Пирамомъ.
Основа. А кто такой этотъ Пирамъ?.. любовникъ или тиранъ?
Пила. Любовникъ, который самъ себя убиваетъ благороднѣйшимъ манеромъ, отъ любви.
Основа. Надо будетъ въ чувство произойти, чтобы представить какъ слѣдуетъ. Если я за это возьмусь, то скажите слушателямъ, чтобъ они берегли свои глаза. Я подыму бурю, рыданія въ нѣкоторомъ родѣ. Переходите къ другимъ; но вѣдь собственно, у меня талантъ на тирановъ. Я бы рѣдкоснѣйшимъ манеромъ могъ сыграть Ерклеса14 — чтобъ кошки визжали, что бы все разгвоздить.
Скалы разъяренны
Столкнувшись дрожатъ,
Разбиваютъ препоны
Темничныхъ вратъ.
Въ колесницѣ Фебъ
Вдали возблеститъ…
Велѣнья судебъ
По волѣ своей извратитъ!
Вотъ оно, высокое-то! Ну, называйте другихъ актеровъ! Это — Ерклесовскій тонъ, тиранскій тонъ: любовный будетъ пожалостиве.
Пила. Францискъ Дудка, скорняжныхъ дѣлъ мастеръ.
Дудка. Здѣсь, Петръ Пила!
Пила. Вы возьмите на себя Тизбу.
Дудка. А что это за Тизба? странствующій рыцарь?
Пила. Это — королевна15, въ которую Пирамъ, примѣрно сказать, влюбленъ.
Дудка. Нѣтъ, ужь, сдѣлайте милость, увольте меня отъ женскихъ ролей: у меня борода пробивается.
Пила. Это ничего: вы будете играть въ маскѣ и говорить только голосомъ, какъ можно потоньше.
Основа. Коли только можно закрыть лице, такъ вы мнѣ лучше дайте Тизбу, я буду говорить канальски тоненькимъ голоскомъ: Тизна, Тизна!.. о, Пирамъ, мой любовникъ драгой!— твоя Тизна драгая, твоя дѣва драгая!
Пила. Нѣтъ, нѣтъ! вы ужь играйте Пирама, а вы Дудка — Тизбу.
Основа. Хорошо, дальше!
Пила. Робинъ Голодай, портной.
Голодай. Здѣсь, Петръ Пила.
Пила. Вы, Робинъ Голодай, должны играть Тизбину мать.
Томъ Харя, мѣдникъ.
Харя. Здѣсь, Петръ Пила.
Пила. Вы — Пирамова отца, самъ я — Тизбина отца. Вы, Буравъ, столяръ — роль льва и, я надѣюсь, пьеса распредѣлена какъ слѣдуетъ.
Буравъ. Льва-то у васъ роль написана ли? пожалуйста, если написана, дайте ее мнѣ теперь же,— потому какъ я на ученье нѣсколько туповатъ.
Пила. Можно на обумъ играть — и учить тутъ нечего: только рычать.
Основа. Дайте вы мнѣ сыграть льва: я буду такъ рычать, что возвеселю сердца слушателей, я буду такъ рычать, что князь закричитъ: фора! порычать еще, еще порычать!
Пила. Если выйдетъ черезъ-чуръ ужь страшно, вы испугаете молодую княгиню и барынь: вы — рычать, а онѣ кричать — и выйдетъ то, что велятъ насъ всѣхъ повѣсить!
Всѣ. Всѣхъ повѣсятъ, сколько насъ ни-на-есть!
Основа. Это точно, братцы, если вы напугаете барынь до того, что онѣ лишатся чувствъ, то пожалуй, тутъ ни на что не поглядятъ: возьмутъ — да и перевѣшаютъ насъ всѣхъ! но я вѣдь такъ измѣню голосъ, что буду рычать сладко, рычать какъ птенчикъ голубиный, буду соловьемъ рычать.
Пила. Да не слѣдъ вамъ играть никакой другой роли, кромѣ роли Пирама, потому, Пирамъ съ пріятнымъ лицемъ человѣкъ, красивый человѣкъ, какъ бываетъ по праздникамъ человѣкъ, милка человѣкъ, дворянчикъ человѣкъ: отъ того вамъ непремѣнно слѣдуетъ играть Пирама.
Основа. Быть тому дѣлу такъ: беру на себя роль Пирама… Только съ какаго же цвѣта бородой мнѣ играть?
Пила. Ну, это все равно, съ какой хотите16. И такъ, господа, вотъ вамъ ваши роли, и я прошу васъ, умоляю васъ, заклинаю васъ вытвердить ихъ къ завтрашней ночи — и ждите вы меня въ дворцовомъ лѣсу за городомъ, при лунномъ свѣтѣ: тамъ мы и сдѣлаемъ пробу: потому, если мы сойдемся въ городѣ, сберется это вокругъ компанія, помѣшаетъ — и секретъ нашъ откроется. Я, между тѣмъ, приготовлю списокъ бутафорскихъ вещей, которыя для нашей пьесы нужны. Пожалуйста же, господа, не обманите!
Основа. Непремѣнно сойдемся и сдѣлаемъ пробу, не совѣстясь и не робѣя.
Пила. Приложите стараніе, приготовьтесь17. Прощайте! У княжескаго дуба увидимся.
Основа. Что тутъ толковать! хоть тресни — а приходи!
(Уходятъ.)
ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.
СЦЕНА І-я.
Лѣсъ за Аѳинами.
Фея съ одной стороны, Пукъ съ другой.
Пукъ. Что это, Фея? куда держишь путь?
Фея. По холмамъ, по доламъ,
Черезъ глушь и загороды,
По лѣсамъ, по лугамъ,
Черезъ пламя, черезъ воды
Облетать вездѣ должна
Я быстрѣе, чѣмъ луна,
Я служу царицъ Фей.
Поливать должна у ней
Я на зелени полей
Всѣ волшебные кружечки18.
Видишь буквицъ на лужечкѣ?
Фей царица, словно мать,
Какъ питомицъ и лелѣетъ19.
Видишь, пятнышки пестрѣютъ
На одеждахъ ихъ златыхъ?
То — рубины дорогіе,
То — агаты росписные,
И краса и запахъ ихъ.
Капель свѣжей росы, нѣтъ ли гдѣ — поглядѣть,
Въ ушко по жемчужинкѣ каждому цвѣтику вдѣть..
До свиданья, духъ увалень20. Некогда мнѣ!
Скоро сильфы слетятся въ ночной тишинѣ.
Пукъ. Сегодня жь ночью будетъ и царь шабашъ держать.
Смотрите, чтобъ царицу ему не повстрѣчать.
Нашъ царь весьма разгнѣванъ: въ досадѣ онъ большой,
Царица водитъ мальчика красавчика съ собой,
Что у царя индѣйскаго украденъ — и у ней
Доселѣ еще не было болванчика милѣй.
Ревнивый Оберонъ себѣ ребенка хочетъ взять,
Чтобъ онъ въ лѣсахъ дремучихъ ходилъ за нимъ пажемъ.
Царица жь и не думаетъ ребенка уступать,
Въ цвѣты его все родитъ, души не слышитъ въ немъ.
И, гдѣ бъ теперь ни встрѣтились — на полѣ ли зеленомъ,
У свѣтлаго ль источника, подъ звѣзднымъ небосклономъ,—
Сейчасъ они за ссору — и эльфы разбѣгутся
Отъ страха и въ дубовые всѣ въ жолуди забьются.
Фея. Иль нрава и обычая я твоего не знаю,
Иль духа шаловливаго я здѣсь теперь встрѣчаю,
По имени Робина. Ты точно самый тотъ,
Кто часомъ то красотку-крестьяночку спугнетъ,
То сниметъ съ кринки сливочки, то долго маслу сбиться,
Хоть до поту лица трудись хозяйка, не даетъ,
Иль брагѣ помѣшаетъ порой перебродиться;
То въ глушь ночнаго путника въ лѣсную заведетъ
И долго страхомъ тѣшится. Но кто тебя зоветъ
Красавцемъ, Пукомъ миленькимъ21, тому и сладко спится,
И дѣло у него какъ будто въ двѣ руки спорится…
Не ты ли?
Пукъ. Это точно: сказала правду ты.
Я самый тотъ веселый товарищъ темноты —
Я — Обероновъ шутъ, и онъ смѣется по неволѣ,
Когда коня я сытнаго обманываю въ полѣ,
Вдали заржавши тихо кобылкой молодою;
Иномѣсть, съ пьяной бабою я шуточку сострою:
Въ стаканъ, печенымъ яблокомъ свернувшись, заберуся,
Какъ поднесетъ лишь ко рту — я въ губы ей толкнуся
И фартукъ полинялый, хоть выжми, взмокъ отъ пива!
А то, каргѣ старухѣ ворчливой и болтливой,
Лишь угостить сберется внучатъ разсказомъ длиннымъ,
Вдругъ подвернусь я трехногимъ я стуликомъ стариннымъ
И въ мигъ изъ-подъ старухи скользну и вѣдьма — бухъ!
Отъ кашля у нея тогда захватываетъ духъ,—
А всѣ, бока поджавши, неистово-безчиннымъ
Тогда зальются хохотомъ — и всякъ готовъ божиться,
Что такъ не приходилось давно ужь веселиться!
Но, прочь отсюда, Фея! Смотри, вотъ Оберонъ.
Фея. А вотъ моя царица! не впору прибылъ онъ!
СЦЕНА ІІ-я.
Входятъ Оберонъ съ своей свитой съ одной стороны, Титанія съ своею съ другой.
Оберонъ. Не въ добрый часъ при лунномъ свѣтѣ мы
Встрѣчаемся, надменная Титанія!
Титанія. Какъ? это Оберонъ ревнивый? дальше Феи,
Я заклялась дѣлить съ нимъ ложе и бесѣду.
Оберонъ. Стой, дерзкая! не я ль твой мужъ и господинъ?
Титанія. Такъ что-жъ что мужъ? Тебѣ жена я тоже,
А ты украдкою покинулъ край волшебный
И видъ Корина принялъ и сидѣлъ
По цѣлымъ днямъ, играя на свирѣли,
Стихи любовные влюбленный сочиняя
Филлидѣ? А зачѣмъ, позволь спросить,
Пожаловалъ теперь ты съ дальнихъ горъ индѣйскихъ?
Да вотъ зачѣмъ — я знаю: амазонка
Суровая, въ сандаліи обутая,
Воинственный предметъ твоей послѣдней страсти,
Выходитъ за Тезея. Ты явился
Ихъ поясу счастіе и радость принести.
Оберонъ. Какъ можешь ты, посовѣстись Титанія —
Меня за Ипполиту упрекать,
Когда ты знаешь, что извѣстна мнѣ
Твоя любовь къ Тезею? Да! не ты ли
Заставила его во тьмѣ ночной уйдти
Отъ Перигеніи, которую увезъ онъ?
Не для тебя ли онъ Аглаѣ, Антіопѣ
И Аріаднѣ измѣнилъ прекрасной?
Титанія. Все это ревности одной придирки!
И, вотъ ужь съ половины лѣта22, гдѣ бъ мы
Ни встрѣтились — въ долинѣ ль, на холму ли,
У тростниковъ поросшаго ль ручья,
На берегу ль утесистомъ морскомъ,
Куда водить мы ходимъ хороводы23,
Подъ музыку свистящую вѣтровъ,—
Ты вѣчно возмутишь своей несносной,
Неугомонной бранью наши игры.
Отъ этаго, наскучивъ понапрасну
Играть намъ музыку свою,
Въ отмщенье вѣтры съ моря нанесли
Зловредные туманы и пары,
Которые, на землю опускаясь,
Рѣченкамъ самымъ мелководнымъ столько
Отваги дерзкой придали, что вдругъ
Черезъ края онѣ перелилися.
Съ тѣхъ поръ быки ярмо напрасно тащутъ
И потъ оратая задаромъ гибнетъ,
Во цвѣтѣ рожь завяла, не успѣвъ
На вешнемъ солнышкѣ заколоситься;
Пустѣютъ выгоны въ затопленныхъ поляхъ,
Отъ падежа скота вороны разжирѣли;
Покрылись тиною веселыхъ игръ мѣста;
Извивистые лабиринты24
Тропинокъ, по лугамъ протоптанныхъ, ужь нынѣ
Не различимы, нѣтъ по нимъ слѣдовъ!
У смертныхъ человѣковъ отняты
Всѣ радости зимы и даже ночь
Не восхваляется веселымъ гуломъ пѣсенъ.
За это все луна, властительница водъ,
Отъ гнѣва поблѣднѣвши, наводнила
Туманами и сыростію воздухъ,
И ревматической заразой дышетъ онъ;
И въ хаосѣ стихій всѣ года времена
Перемѣшались — иней сѣдовласый
Въ шипки младые алыхъ розъ закрался;
На подбородкѣ и на ледяномъ
Зимы-старухи черепѣ, порою
Благоуханная гирлянда Лѣта
Виднѣется, какъ будто бы насмѣшка.
Весна и лѣто — и плодами
Беременная осень и зима
Сердитая,— своей обычною одеждой
Мѣняются другъ съ другомъ: изумленный,
Ихъ распознать не можетъ нынѣ свѣтъ25.
И это племя бѣдъ произошло
Отъ нашихъ ссоръ, отъ нашего раздора!
Злосчастій мы родители, творцы.
Оберонъ. Такъ помоги бѣдѣ, все отъ тебя зависитъ!
Зачѣмъ же Оберону своему
Наперекоръ все дѣлаетъ Титанія?
Не важнаго прошу: пріемыша-мальчишку
Себѣ въ пажи.
Титанія. Нѣтъ, не бывать тому!
За весь волшебный міръ не уступлю я
Ребенка: мать его посвящена
Была въ мое служенье — и не разъ,
Благоуханнымъ воздухомъ индѣйскимъ
Дыша, по цѣлымъ мы часамъ бывало,
Одна къ другой склонясь, проговоримъ.
Не разъ, со мною сидя, на пескѣ
Нептуновомъ на желтомъ, быстрымъ взглядомъ
Она суда купцовъ слѣдила по волнамъ;
И мы смѣялись, какъ бывало станутъ
Полнѣть и надуваться паруса,
Вдругъ забеременѣвъ отъ вѣтра-шалуна,
И тутъ она; носившая тогда
Подъ сердцемъ моего пажа-малютку,
Начнетъ, бывало, уточкою ходя
И переваливаясь, парусовъ
Движенья передразнивать: потомъ
Начнетъ по воздуху летать и натаскаетъ
Мнѣ сору разнаго, какъ будто возвращаясь
Съ товарами изъ дальняго пути….
Но смертная была она26 и этимъ
Ребенкомъ умерла; и въ память ей
Я мальчика взяла на воспитанье,
И въ память ей съ нимъ не разстанусь я!
Оберонъ. Ты долго ли въ лѣсу намѣрена остаться?
Титанія. Да можетъ быть, отпразднуемъ здѣсь свадьбу
Тезееву и, если ты не прочь
Принять участье въ нашихъ хороводахъ
И хочешь поглядѣть на игры наши
При свѣтѣ лунномъ, оставайся съ нами!
А нѣтъ, такъ обойдемся безъ тебя.
Оберонъ. Отдай мальчишку и пойду съ тобою.
Титанія. За цѣлый міръ твой не отдамъ! За мной,
Подруги! если здѣсь остаться, выйдетъ худо.
(Титанія и ея свита уходятъ.)
Оберонъ. Ну, хорошо! ступай своей дорогой!
Но изъ лѣсу не выйдешь ты, пока
Тебѣ не отплачу я за обиду!
Мой милый Пукъ! поди сюда: ты помнишь,
Какъ я однажды, сидя на скалѣ,
Сирену слушалъ, на спинѣ дельфина
По морю плывшую… Такъ сладки были
Изъ устъ ея стремившіеся звуки,
Что море непокорное затихло
Подъ эти пѣсни; не одна звѣзда
Съ небесной сферы сорвалась въ восторгѣ,
Чтобъ слушать дѣвы моря голосъ.27
Пукъ. Помню.
Оберонъ. Тогда же видѣлъ я (не могъ ты видѣть):
Летѣлъ между луной холодной и землею
Въ вооруженьи полномъ Купидонъ;
Прицѣлился въ прекрасную весталку,
Что царствуетъ на западномъ престолѣ;28
Изъ стрѣлъ любовныхъ своего колчана
Острѣйшую онъ наложилъ на лукъ,
Какъ будто тысячу сердецъ сбираясь
Пронзить; но огненная та стрѣла
Младаго купидона вдругъ погасла,
Я видѣлъ, въ цѣломудренныхъ лучахъ
Луны водяно-влажной — и прошла
Спокойно-тихо царственная жрица,
Вся въ думахъ дѣвственныхъ, отъ обаянья
Свободна… И замѣтилъ только я
Куда стрѣла эротова упала.
Упала же она на западный цвѣтокъ.
Молочно-бѣлый прежде,— побагровѣлъ
Онъ отъ любовной раны: съ этихъ поръ
Зовется приворотною травою.29
Поди, сыщи!… Я травку эту разъ
Тебѣ показывалъ: довольно вѣка
Заснувшихъ глазъ ея помазать сокомъ,
Чтобъ женщина-ль, мужчин