Наталья Астафьева — Я была рабыней быта
Я была рабыней быта, но вернулась вновь к природе. Ветром утренним омыта, отдыхала при дороге. И, как всем зверям положено, в лес ликующего мая заходила осторожно, лапы елей раздвигая.
Наталья Астафьева
Наталья Астафьева — Смеркается
Смеркается, и розоватый, с раствором слабым купороса, свод неба побелен, как хата, известкой, по старинке, просто. Неощущаемый прибой космического океана вокзальной крышей над землей синеет матово-стеклянно. Давно пропорот он насквозь ракетами, заснят на пленку, но как грозой груженный воз еще мерещится ребенку.
Наталья Астафьева — Саманный аул в казахской степи
Саманный аул в казахской степи. Жизнь под колун — все стерпи. Пол земляной. Врыт казан. Покрыта золой в углу коза. На корточках варит апа бешбармак. Пахнет гарью. В глазах тошнота. Кривой старик готовит кумыс. Взгляд поник у маленькой кыз. У огня пляшет голый бала, на щеке пятнышко от клопа. А в окне развернул небосвод платок. …
Наталья Астафьева — Снежинок острый рой
Снежинок острый рой ударит по лицу, как бабочка — пыльцу рассыплет по крыльцу. Снежинок острый рой навалится горой… Летит — на час герой — весенний снег сырой. Забил речной причал. Намок, прилип к плечам. Пора кричать грачам. Пора сиять очам. А тучи — как на грех. И крупный, как орех, летит из всех прорех последний …
Наталья Астафьева — О, женщины
О, женщины! Когда б не быт, кастрюль и чашек свинство, когда бы не любви магнит, тоска по материнству… В нас бес, как в колбочке, сидит матерого министра. Опять пеленок полон таз, полощешь их, как снасти. Ты — зашумит на кухне газ — моряк перед ненастьем. Ребята — ангелы у нас, как в рай, уходят в …
Наталья Астафьева — Я не могу знакомиться с людьми
Я не могу знакомиться с людьми, дрожит ладонь с брезгливою опаской, пока меж нами бродят (кто? — пойми!) доносчики тридцать седьмого в масках. Доныне в сейфах скрыты имена. Они оклеветали самых лучших!.. Плывёт по городу, как душная волна, толпа седых убийц благополучных.
Наталья Астафьева — Раз в год на Девятое Мая здесь ставят цветы
Раз в год на Девятое Мая здесь ставят цветы. Вот видишь, вновь кто-то поставил. Пока они свежи. В сегодняшнем мире циничности и суеты тех, павших в войну, вспоминают всё реже и реже. Увянут цветы. Не до мёртвых. Дела у живых. В делах же, увы, преуспеет кто жёстче, кто прытче. …Погибли не те, кто погибли, а …
Наталья Астафьева — Оправдать посмертно
«Оправдать посмертно…» Через четверть века обретаю древо, коего я — ветка. Мне вернуло время имя, род и племя. Не горжусь шляхетством четырехсотлетним, а горжусь заветным отцовским наследьем. Выходец шляхетский, ставший коммунистом, жизнь прошел отец мой юношески чистым. Мой отец, чье имя шептала с опаской, столько лет таила: Чешейко-Сохацкий. «Оправдать посмертно…» Через четверть века обретаю древо, …
Наталья Астафьева — Простота хуже воровства
Простота хуже воровства — не воры ли придумали это? Не надо каждую поговорку брать за чистую монету. Народ — это разные люди, разные слои и сословья. Не надо все, что в рифму складно, брать дословно. Я живу вместе со всеми, как они живут или жили, но стараюсь собственным мненьем максимы поверять чужие.
Наталья Астафьева — Дым кизячный сладковатый
Дым кизячный сладковатый, ирымшык сладчайший, чай беленый жидковатый, но завар крепчайший. Темных лошадей стреножив, ночь поводит ухом, пахнет пропотевшей кожей, лошадиным духом. Ровно, гулко сердце бьется, да вздыхают кони, мальчик на бок повернется и во сне застонет. Молоко горчит полынью. Свет в окне жилища. Катится над степью дыней желтая лунища.
Наталья Астафьева — Я вспомню твой широкий шаг
Я вспомню твой широкий шаг, и станет грустно и легко. Прощай, мой друг, прощай, мой враг, — сейчас ты слишком далеко, и я считаться не хочу, пусть ты не прав, пусть виноват — прижмуся мысленно к плечу и закричу: — Прощай, мой брат! Сколачивай себе семью, не пей вина, не трогай карт… — А я …
Наталья Астафьева — Может быть, не в самом лучшем виде
Может быть, не в самом лучшем виде, всё же прожила я, полюбив, никого на свете не обидев, комара от скуки не убив. По земле в льняной своей рубашке бегала, омытая весной, жаворонки, белки и ромашки мир делили пополам со мной. Снимет светлый лес мою усталость, с плеч моих уже ненужный груз, мало жить мне на …
Наталья Астафьева — Тишина
Тишина — это мать. Вглубь — как леска. Бьет ногами ребенок в утробе. Тишина невозможна без всплеска. На площадку слетаются голуби. Тишина — это девочка с бантом, расступается сизая стая. Спят в колясках-скорлупках ребята. Тишина — в голубях мостовая. Пусть придремлется нянькам и мамкам солнце рыжим котенком в колени. Лепестки темно-красного мака на траве повисают …
Наталья Астафьева — Через заставу вдоль по мостовой
Через заставу вдоль по мостовой ворвался ветер плотной полосой, и дождь, смятенный, цепкий и косой, задел по камням тонкою косой. Через заставу в поле выходи! Что позади неважно — впереди весна, клокочущая в рытвинах дорог, весна, хохочущая через твой порог.
Наталья Астафьева — Блестя под луной
Блестя под луной, обелиски на братских могилах стоят. Мой кровный, единственно близкий, лежит не обласкан солдат.
Наталья Астафьева — Умирает человек
Умирает человек… Как мамонт вымерший, он уйдет в холодный, мерзлый грунт. В небе над туманными вершинами спутник пролетает, чертит круг… Как же победивший расстоянья, бесконечно чуткий, умный мозг под холодным ветром мирозданья, словно ком сырой земли, замерз? Не могу я примириться с этим, человек — чудесней всех чудес — только от и до живет на …
Наталья Астафьева — Шевелится в навозной груде
Шевелится в навозной груде жизнь, зарождаясь в жажде быть. Корень напряженно удит, закидывая в землю нить. Кишит икрою лягушачьей вода весенняя, цветя… У предсуществ — одна задача: вырваться из небытия!
Наталья Астафьева — Снимаем здесь, в полуподвале
Снимаем здесь, в полуподвале, мы с Оней комнату вдвоём. Из двери — деревенской шалью — морозный пар влетает в дом. Окончена ночная смена, но не разобрана кровать, о многом-многом откровенно ей хочется мне рассказать. В Москву приехала когда-то, а вот, читай, письмо ко мне, им хлеба выдали богато, и денег выдадут к зиме, пальто покроя …
Наталья Астафьева — Кидало, шлепало, об землю било
Кидало, шлепало, об землю било… Ах, что осталось? Сыпучих косточек не соберу. Приподымаюсь травой затоптанной на остром локте и вслед гляжу: ушли, исчезли в пыли полуденной и были, не были — не разобрать… Зачем, проезжая дороженька, ты колыбелью моей была? Могучий лес, тенистый, солнечный, зачем ты срублен под корень был?
Наталья Астафьева — Выходишь
Выходишь – ослепляет тебя синева. Объемные тучи на небе синем. Скоро лягут на землю снега, голые деревья оденет иней. Поздняя осень, а грязи нет, празднует солнце на голых равнинах. Красные гроздья на бузине. Изжелта-красная в роще рябина. Медленно ржавые листья плывут по черноте лесных водоемов. Осень, мне дорог твой неуют. Вдоль всей дороги охапки соломы.
Наталья Астафьева — Кто умеет та-ак жалея
Кто умеет та-ак жалея понимать не на словах? Нет воздушней и нежнее тени матери во снах.
Наталья Астафьева — Сало с хлебом на обед
Сало с хлебом на обед. Да писк мышей в стогу. Да заячий костлявый след на выпавшем снегу.
Наталья Астафьева — Рукой не расправить морщины
Рукой не расправить морщины, на землю не сбросить, как сеть. Не склеить осколки кувшина, все трещинки будут болеть. Забор твоих рук ломаю, еще один рывок – навстречу зеленому маю подсолнух-лицо на восток!
Наталья Астафьева — Мое чистое светлое детство
Мое чистое светлое детство, как в ясное утро заря! Пусти меня погреться! Примешь ли ты меня? “Интернационал” играют — мы с братом отдали честь… Мне скоро будет одиннадцать, брату исполнилось шесть… Мы ничего не знали, мы спали крепким сном — в ту ночь отца забрали… А маму — в тридцать седьмом… Мое чистое светлое детство! …
Наталья Астафьева — Ты
Ты человек с маленькими злыми глазами и низким, разрезанным жесткой морщинкой лбом. А ты мне так долго казался небом над нами и лесом, который шумит, не смолкая, кругом. А теперь ты сидишь, ходишь — и я различаю твою подпрыгивающую походку и твой мешковатый пиджак… Что мне делать с тобой, с этим новым, — не знаю… …
Наталья Астафьева — Умру я однажды
Умру я однажды от глада, от жажды, от горечи едкой, в дверь стукнув соседке… Одна-одинока, в морщинах глубоких, в тяжелых морщинах, худа, как мужчина, худа, невесома, темней чернозема. Я знаю, так будет. Пусть не осудят, что дети и внуки не гладят мне руки, что так овдовело умрет мое тело, что жизнь пролетела так неумело.
Наталья Астафьева — Три страны
До того, как Гитлер к власти пришел, а Сталин убил моего отца, до моих неустройств, скитаний, до школ, до того, как я замкнула уста, — три страны мне в детстве давали приют, колыбельные пели мне, и три языка сеть сознанья плетут, сплетаясь в моей глубине. Три страны мне в детстве были даны, но нет у …
Наталья Астафьева — Вот и кончилось поколенье
Вот и кончилось поколенье. Все повымерли. Никого. Порассыпались, как поленья. Как черты лица твоего. Все отмучились. Отошли. Даже некого звать к ответу. И эпохи вашей приметы еле-еле видны вдали. Ваши фразы высоко-наивные, и сужденья ваши прямые. Ваши лица – фото архивные – вдохновенны, чисты: как святые. Не осталось вас. Никого. Никого. Как отец, над землей …
Наталья Астафьева — К жизни спиной повернуться
Наталья Астафьева — Припасть к берегу
Припасть к берегу, желтому, песчаному, прогретому солнцем, пустить корни и стать ивой или сосной. Но остановится сердце, замерзнут глаза, не увижу солнца, желтого песка и тебя в лодке, желтого и голубого, как небо и песок на реке моего детства Висле.
Наталья Астафьева — Сон-явь
Сон-явь… Не так уж редко такое снилось мне… Мне снилась птица в клетке. И мать моя в тюрьме.
Наталья Астафьева — Когда маму забрали под Первое мая
Когда маму забрали под Первое мая, тут же вскоре сославши в казахские степи, мы с братишкой, поехать к ней в ссылку желая, в детприемнике жили, как многие дети. Юрке — десять, мне было почти что пятнадцать, с мамой мы не могли и представить разлуку и просились к ней, и потому так пристрастно две недели разглядывали …
Наталья Астафьева — Я все еще привыкла удивляться
Я все еще привыкла удивляться твоим словам, внимательным и нежным, к тебе иду на грани удивленья почти три года неправдоподобных. Но если правда есть любовь на свете и если нежность наша не обмолвка — хочу я так любить, как любят дети: восторженно, безмолвно и неловко!
Наталья Астафьева — Хамелеоны, лицемеры
Хамелеоны, лицемеры, их термидоры, их брюмеры, премьеры, принятые меры, эксплуатированье веры наивных и несчастных масс… И нет на них чумы, холеры, чтобы от них избавить нас!
Наталья Астафьева — Опять пустынная столица
Опять пустынная столица к моим услугам. Куда мне с болью приютиться? — снимаю угол. В пути читаю объявленья — куда мне с болью? Куда?.. Стою, как на арене, с моей любовью.
Наталья Астафьева — Лежат лебяжьи тихие
Лежат лебяжьи тихие болезные снега… Все торопилась, бегала – перед весной слегла. Мои родные-близкие попрятались в земле. В могиле, в черной матушке, не страшно, не одна. Могильный холмик дышит, как грудь моя во сне. Ушли вы не обласканы – моя, моя вина! Ни часу нет, ни времени, всё дети, всё дела, теперь же холод вечности …
Наталья Астафьева — Земля и небо
I. Меня не выбить из седла, из горной котловины! Я лавой огненной была. Была гончарной глиной. Потом душа моя взошла травой, затем рябиной. Потом летала в облаках, парила птицей белой. Потом ходила на руках, как зверь, в тоске ревела… И вот стою на двух ногах у нового предела. О, древняя Земля, доколь галоп, галоп по …
Наталья Астафьева — Как ласково на мир глядят
Как ласково на мир глядят глазами выцветшими старцы. Так только доченькины пальцы ласкают брошенных котят.
Наталья Астафьева — Озорные зеленые синицы
Озорные зеленые синицы заглядывают в окна на раскрытые страницы . За окном в голубом березы почти золотые, легкая луна лбом к стеклу прислонилась, стынет. Мне легко, мне почти легко, мне легко почти до слез… Ты невероятно далеко, дальше, чем золото берез! Озорные зеленые синицы, любопытствуя, подлетают к окну, солнце на каждую страницу кладет по янтарному …
Наталья Астафьева — Когда историки, как Страшный Суд
Когда историки, как Страшный Суд, придут порыться по секретным сейфам, быть может, среди тех, кого найдут, им попадется и мой дядя Стефан. Пускай присмотрятся к его судьбе. До революции — подпольщик пылкий, почти мальчишкой в РСДРП и срок свой отбывал в сибирской ссылке. Он в красном Двинске возглавлял Совет и Витебском руководил губернским… А памятника …