Ещё один сайт про стихи. И он вам понравится.
Как дымкой даль полей закрыв на полчаса, Прошел внезапный дождь косыми полосами — И снова глубоко синеют небеса Над освеженными лесами. Тепло и влажный блеск. Запахли медом ржи, На солнце бархатом пшеницы отливают, И в зелени ветвей, в березах у межи, Беспечно иволги болтают. И весел звучный лес, и ветер меж берез Уж веет ласково, …
По алтарям, пустым и белым, Весенний ветер дул на нас, И кто-то сверху капал мелом На золотой иконостас. И звучный гул бродил в колоннах, Среди лесов. И по лесам Мы шли в широких балахонах, С кистями, в купол, к небесам. И часто, вместе с малярами, Там пели песни. И Христа, Что слушал нас в веселом …
Сафия, проснувшись, заплетает ловкой Голубой рукою пряди чёрных кос: «Все меня ругают, Магомет, жидовкой», — Говорит сквозь слёзы, не стирая слёз. Магомет, с усмешкой и любовью глядя, Отвечает кротко: «Ты скажи им, друг: Авраам — отец мой, Моисей — мой дядя, Магомет — супруг».
В сырой избушке шорника Лукьяна Старуха-бабка в донышке стакана Растила золотистое зерно. Да, видно, нам не ко двору оно. Лукьян нетрезв, старуха как ребёнок, И вот однажды пёстренький цыплёнок, Пища, залез на лавку, на хомут, Немножко изловчился — и капут!
Ангел Смерти в Судный день умрёт: Истребит живущих — и со стоном Прилетит к Аллаху — и прострёт, Бездыханный, крылья перед троном. Ангел Мести, грозный судия! На твоём стальном клинке иссечен Грозный клич «Бессмертен только Я. Трепещите! Ангел Мести вечен».
Навес кумирни, жертвенник в жасмине И девственниц склоненных белый ряд. Тростинки благовонные чадят Перед хрустальной статуей богини, Потупившей свой узкий, козий взгляд. Лес, утро, зной. То зелень изумруда, То хризолиты светят в хрустале. На кованом из золота столе Сидит она спокойная, как Будда, Пречистая в раю и на земле. И взгляд ее, загадочный и зыбкий, …
Какая тёплая и тёмная заря! Давным-давно закат, чуть тлея, чуть горя, Померк над сонными весенними полями, И мягкими на все ложится ночь тенями, В вечерние мечты, в раздумье погрузив Все, от затихших рощ до придорожных ив, И только вдалеке вечерней тьмой не скрыты На горизонте грустные ракиты. Над садом облака нахмурившись стоят; Весенней сыростью наполнен …
Тихой ночью поздний месяц вышел Из-за черных лип. Дверь балкона скрипнула,- я слышал Этот легкий скрип. В глупой ссоре мы одни не спали, А для нас, для нас В темноте аллей цветы дышали В этот сладкий час. Нам тогда — тебе шестнадцать было, Мне семнадцать лет, Но ты помнишь, как ты отворила Дверь на лунный …
Синеет снеговой простор, Померкла степь. Белее снега Мерцает девственная Вега Над дальним станом крымских гор. Уж сумрак пал, как пепел сизый, Как дым угасшего костра: Лишь светится багряной ризой Престол Аллы — Шатёр-Гора.
Голубое основанье, Золотое острие… Вспоминаю зимний вечер, Детство раннее мое. Заслонив свечу рукою, Снова вижу, как во мне Жизнь рубиновою кровью Нежно светит на огне. Голубое основанье, Золотое острие… Сердцем помню только детство: Все другое — не мое.
Рыжими иголками Устлан косогор, Сладко пахнет елками Жаркий летний бор. Сядь на эту скользкую Золотую сушь С песенкою польскою Про лесную глушь. Темнота ветвистая Над тобой висит, Красное, лучистое, Солнце чуть сквозит. Дай твои ленивые Девичьи уста, Грусть твоя счастливая, Песенка проста. Сладко пахнет елками Потаенный бор, Скользкими иголками Устлан косогор.
Сумрак ночи к западу уходит, Серой мглой над чёрной пашней бродит, По бурьянам стелется к земле… Звёзды стали тусклы и далёки, Небеса туманны и глубоки, Но восток уж виден в полумгле. Лошади продрогли. Север дышит Ветром ночи и полынь колышет… Вот и утро! — В колеях дорог Грязь чернеет, лужи заалели… Томно псы голодные запели… …
Балагула убегает и трясет меня. Рыжий Айзик правит парой и сосет тютюн. Алый мак во ржи мелькает — лепестки огня. Золотятся, льются нити телеграфных струн. «Айзик, Айзик, вы заснули!» — «Ха! А разве пан Едет в город с интересом? Пан — поэт, артист!» Правда, правда. Что мне этот грязный Аккерман? Степь привольна, день прохладен, воздух …
Насторожись, стань крепче в стремена. В ущелье мрак, шумящие каскады. И до небес скалистые громады Встают в конце ущелья — как стена. Над их челом — далёких звёзд алмазы. А на груди, в зловещей темноте, Лежит аул: дракон тысячеглазый Гнездится в высоте.
Осень листья темной краской метит: не уйти им от своей судьбы! Но светло и нежно небо светит сквозь нагие черные дубы, что-то неземное обещает, к тишине уводит от забот — и опять, опять душа прощает промелькнувший, обманувший год!
… И снилося мне, что осенней порой В холодную ночь я вернулся домой. По тёмной дороге прошёл я один К знакомой усадьбе, к родному селу… Трещали обмёрзшие сучья лозин От бурного ветра на старом валу… Деревня спала… И со страхом, как вор, Вошёл я в пустынный, покинутый двор. И сжалося сердце от боли во мне, …
В пустом, сквозном чертоге сада Иду, шумя сухой листвой: Какая странная отрада Былое попирать ногой! Какая сладость все, что прежде Ценил так мало, вспоминать! Какая боль и грусть — в надежде Ещё одну весну узнать!
Шире, грудь, распахнись для принятия Чувств весенних — минутных гостей! Ты раскрой мне, природа, объятия, Чтоб я слился с красою твоей! Ты, высокое небо, далекое, Беспредельный простор голубой! Ты, зеленое поле широкое! Только к вам я стремлюся душой!
Герой — как вихрь, срывающий палатки, Герой врагу безумный дал отпор, Но сам погиб — сгорел в неравной схватке, Как искромётный метеор. А трус — живёт. Он тоже месть лелеет, Он точит меткий дротик, но тайком. О да, он — мудр! Но сердце в нём чуть тлеет: Как огонёк под кизяком.
Под небом мертвенно-свинцовым Угрюмо меркнет зимний день, И нет конца лесам сосновым, И далеко до деревень. Один туман молочно-синий, Как чья-то кроткая печаль, Над этой снежною пустыней Смягчает сумрачную даль.
Кошка в крапиве за домом жила. Дом обветшалый молчал, как могила. Кошка в него по ночам приходила И замирала напротив стола. Стол обращен к образам — позабыли, Стол как стоял, так остался. В углу Каплями воск затвердел на полу — Это горевшие свечи оплыли. Помнишь? Лежит старичок-холостяк: Кротко закрыты ресницы — и кротко В черненький …