Ещё один сайт про стихи. И он вам понравится.
Говорят, что вы — дикие, сорняки по обочинам. А по мне вы — реликвии, украшение отчины. Васильков возникание и ромашек стеление, клевериная паника… Гей, полей население! …Призадумаюсь песенкой, словно в плаче зайдусь. И рассеется весело подорожная грусть.
Тревога позже родилась, когда уже уплыл автобус. Ночь навалилась, точно власть, дождь по асфальту так и хлопал! Землетрясение души — тревога… Где твои начала? Не в зарожденьи робкой лжи, а в том, как женщина — молчала… Как безучастно, а не зло с лица она сгоняла воду. И как смотрела сквозь стекло не на меня — …
Подарили мне будильник, чтобы я не спал излишки, чтобы я прослыл мобильным, чтобы я печатал книжки. Чтобы я строку тупую начинял начинкой здравой. Чтобы я, когда тоскую, был осанистым и бравым. Чтобы я служил тревоге, чтобы я шумел мозгами, чтобы утром на дороге я размахивал руками!
Переулки Перми — деревяшки. Как старушки глухие — дома… Я кого-то ищу по бумажке, а найти не хватает ума. На столбе беспризорный фонарик огоньком папиросным в ночи. Кто-то молча на сонной гитаре запоздалую песню бренчит. Впереди замаячили купно этажи, ослепительный свет… И, кого я ищу неотступно, все равно в этом городе нет.
В эти светлые часы, в это утро синих песен чей-то голос был чудесен вслед полету стрекозы. Кто там служит красоте? Кто, купаясь, возникает? Это женщина нагая — белый лотос на воде… Мы уходим из борьбы, сердце вздрогнет и потухнет. Все же радуга не рухнет, что над кровлею избы. Обнимаю нежно день, — ты опять ко …
Ходит луна по уснувшим вулканам. Взглядом накрою ее, что стаканом. Молча и плавно летучие мыши делают ночь и темнее, и тише. В нашей избушке как солнышко — свечка. Топится бочка, нехитрая печка. Радио вылило вздохи рояля. …Дали клубятся, российские дали. Книга закрыта, уснули страницы. Мне моя женщина больше не снится. Снится Земля — голубая, как …
Октябрь был. И дождь, и стынь. И наш с детьми автобус. …Граница скорби ты, Хатынь. И только сердце — пропуск. Колокола — как птичий крик. Не хруст, а грусть металла. Экскурсовод румяный сник. Притих. Его не стало. И взмыли трубы к тучам… Прах — на месте хат спаленных… Я — победитель, я — не раб, …
Замысловаты перестуки дождя… В палатке нашей ночь. В мешке протягиваю руки, дабы ногам своим помочь. Устали за день, я их глажу, перевернусь на правый бок. Жизнь на ногах да плюс — поклажа. Недалеко до культа ног. Комар пронзает пламя свечки, и нет на свете комара… Сосед во сне бормочет речи, произнесенные вчера. земля вращается без …
Я теперь не играю в стихи, я стихами грехи штукатурю. Сколько было в стихах чепухи, всевозможной рифмованной дури! Балаганил, пускал пузыри, применяя не мыльное средство, а кровавое, то, что внутри обитало с дерьмом по соседству. …А теперь я не то, что иссяк, — просто кровушка сделалась чище. Завершаю концерт, как и всяк, кто устал и …
1 А я опять хочу на Волгу. В кудрявой Кинешме весна. Там ходят к набережной волны, а чья-то бойкая жена поет, собой заражена… И пароходы, пароходы от белой пристани, как годы… 2 Напомни русскому о поле, о двух березах у пруда. Очнется он от важной роли и от солидного поста и маханет туда… в места, …
Не писем жду, а жду предчувствий. Я верю в их подспудный зуд. …Уходит молодость. И чуть ли не наступает Высший суд! Ну, сколько сдвинул гор, сыночек? Смотри в глаза и говори. …А где там — горы! Даже кочки и те на месте, хоть умри. Вот, правда, есть одно победа (досталась маленьком бою): глядят глаза родного …
Пей сейчас густую мудрость книг. Слушай птиц, их пение и крик. Запах звезд небесных услови. Тронь рукой сияние любви. Ухвати безумие за хвост! Но — сегодня! Завтра — не до звезд. Лишь сегодня радуйся и верь! Барабань в любую душу-дверь. Выключай сегодня в сердце зло. Бей сегодня хищника в мурло! Выноси сейчас себя на суд. …
1 Ворвалась внезапная осень. Весь мир обложили доджи. Куда меня ветер забросит, остались какие пути? До солнца? — Уже не дойти. До сердца?.. — Но эта дорога почти что до самого бога. 2 Спасибо реке и камню, спасибо дождю и ветру, что нет среди них — врага мне, что целуй иду по свету. Я завтра …
Февраль. Холодные стихи. Слова, подтаяв, ждут доводки. Давай серьезно, без хи-хи сегодня выпьем белой водки. Прозрачной, страшной, как любовь, берущей за душу, как песня! Февраль, стихи — огрызки слов. Идей заиндевевших плесень, труха осклизлая идей… И ложь в зубах: «Люблю… лю-дей…»
Нынче ночь сырая… Ночь как яма. Напишите мне письмишко, мама. Не ходите, мама, нынче в гости, напишите, в синий ящик бросьте. Если адрес мой попал в корзину, напишите просто: «Север, сыну». Отчим сам пускай готовит ужин. Напишите, мне ваш почерк нужен, запах ваш от присланной бумаги. …Первым снегом заметает лагерь — наши две притихшие палатки… …
Разворошить, как муравейник, весь мир загадок и задач… Который камень откровенней? Когда казнит себе палач? Кому любимая дороже, себе ли, мужу или мне? А крокодилы ходят лежа, поди узнай — по чьей вине? Когда возникло все живое и неживое? Почему? И почему родится двойня, а я и ты — по одному? Кто муравьям таскает тяжесть, …
Ларисе Васильевой Генерал захворал. Он горел, как ракетная вспышка над долиной, над долей… И комкала сердце одышка. Он друзей вспоминал, словно поле окидывал взглядом: Паша в танке сгорел, а Ванюша — растерзан снарядом. Он друзей вспоминал… Трогал шрамы рукою прохладной. Снова Карбышев снился, — опять ледяной и громадный. …Генерал на диване лежал, непонятный и строгий. …
Подо мной — велосипед. Он скрипит, не мазан. Он ворчит, как старый дед. У него — маразм. Невесёлые места… А душе — отрада. Колокольня без креста, ниже — венчик сада. Трактор скачет по буграм, что-то сеют люди. По проулкам и дворам поросята блудят. Стонет мой велосипед, делает восьмёрки… Белобрысый шпингалет вышел из каморки. Улыбнулся и …
У бабки в костлявой охапке клетка с птицей-синицей. Бабке рубли и тряпки, а птице снятся — зарницы… бабка крупки щепотку в клетку — крупинки редки… А птица тоскливую нотку взамен возвратит из клетки… Бабке без птицы — жутко, птице без бабки — зябко: в фортке мороз не шутка — белый, как прядь у бабки… Так …
Горела осень. Бегал виновато пожарный ветер, мокрый и лохматый. …Вдруг, пламенем осенним подожжен, я сам пылаю, в луже отражен. Трещит моя душа. Как перекрытья, горят и настроенья, и событья. И здание мое — все бронзовей. И две морщины свежих — меж бровей… А ветер гасит огненные взмахи. И облепили белые рубахи тела осиротелые берез. Наискосок …
Осень. Копают картошку. Жгут в огороде ботву. Все-таки грустно немножко в этом моем «наяву». Поле, как после болезни: стрижено-брито… В лесу за ночь деревья облезли, листья — внизу. Лает собака. Причина: вышел мужик на крыльцо. Птица, едва различима, чертит кольцо. Вот и не пишется… Знобко. Печь затопи, дуралей! Ну а стихи — на растопку, чтобы …
Ты не сердись. Ты посмотри в окно. Уже темно. Соседи окна гасят. И дно двора как океана дно… И мы на пароходе в первом классе. Мы вновь плывем в иные города. Ложись и думай… О движенье в звездам. Ты у меня не плачешь никогда, а ты — поплачь. Порою слезы — воздух. Возьми цветок. Я …
Однажды, глубокою осенью, она попадет на глаза. Разлиты у ног ее озими, мороз у нее в волосах. Затоплены печи хозяйками в пропахшем сметаной селе. И парни трясут балалайками, и брага шипит на столе. …Осина к зиме разгорается у края села на ветру. Одна… А какая красавица! Я музыку к ней подберу. И буду как песню …
Уходят праздные друзья, и начинается мой праздник. Я, как степенная семья, разогреваю чай на газе. Я, как примерный семьянин, ложусь на островок дивана… Как хорошо, что я один, что чай желтеет из стакана, что я опять увижу сны, и в этих снах такая радость, что ни любовниц, ни жены, ни даже счастия не надо.
Ст. Пожлакову Не плачь ты, осень, безутешно, как перед злом, перед бедой, — я знаю, ты бываешь нежной и золотой, и золотой. Пустынны голые долины. Ни стебелька, ни колоска… Лишь отголосок журавлиный издалека, издалека. Твоих волос коснулся ветер, упали тени на лицо. Но всё ещё на зорьке светит твоё кольцо, моё кольцо. Мелькают дни, выходят …
Я тихий карлик из дупла, лесовичок ночной. Я никому не сделал зла, но недовольны мной. Я пью росу, грызу орех, зеваю на луну. И все же очень страшный грех вменяют мне в вину. Порой пою, и голос мой не громче пенья трав. Но часто мне грозит иной, кричит, что я не прав! Скрываюсь я в …
В серый вечер дождевой тихо льются птичьи плачи над моею головой… В серый вечер дождевой я свидание назначу с елкой, речкой и травой… В серый вечер дождевой лось встревоженный проскачет, лось с крылатой головой… В серый вечер дождевой у костра якут маячит и живой, и неживой… От меня он душу прячет в серый вечер дождевой…
Ночь. Тропа. Луна в разгаре. Ветки шарят по лицу. Улеглись лесные твари, травы сбросили трясцу. В речке будущие шпроты притушили рыбий глаз. На меня, царя природы, наплевать им в этот час. В сапоге скулит печально, ноет старая мозоль. Никакой я не начальник, пуп земли, а также — соль… Меж камней и меж орясин пробираюсь молча …
Под непогодой, как под прессом, уходит в плечи голова. И мелким бесом, мелким бесом толчётся в воздухе листва… Влезает ветер боком в щели и всё наращивает гнев! Как будто чёртовы качели — вершины шаткие дерев. И жутко впитывать, и любо мне воздух, от дождя — рябой. Там на могиле Сологуба цветок танцует голубой! Там голосистая …
В лесу на дереве, молчком, возник он, точно выстрел. В рубахе красной, боиском, красивый и плечистый. Остолбенел я… Ну, тоска! Ну, думаю, — ловушка… А на спине у мужика двуствольная игрушка. Я боком, боком и — назад. А он сидит, он замер. И нежно смотрит на закат огромными глазами.
В моем окне его — щепотка. О этот город скопидом! То ткнется облака бородка, то ливень грохнется пластом, то снег заткнет, как будто ватой, на небо выход из норы. …А там летают аппараты, толкутся звездные миры… Мое окно темно и слепо. И я крошу карандаши! Я создаю второе небо в пространствах собственной души!
Рубины малины в кустах у дороги, и сами в кусты направляются ноги. Малины в кустах — бельевые корзины, на каждой малине — капля-дождина. Но кто это? Где это? Кашель. Кряхтенье… И что это мне сотрясает колени? …Медведь загребущею лапой корявой малиной снабжает желудок дырявый. Но вот оглянулся, увидел. Замялся. И, тихо рыгнув, за деревья подался… …
Среди объемистых игрушек, среди шкафов, среди столов — ходила тоненькая Нюша, роняла теплый дождик слов. И существо мое теплело, и увлечен я был игрой. Ходила Нюша, пряча тело под крепдешиновой корой. А тело сплошь переливалось. Оно — оптический обман… И пела ты — не напевалась, и шкаф толкался — великан. Напрасно свет никто не тушит. …
Только не надо ветра и града. Только не нужно снежно и вьюжно. Нынче рвалися, падали листья. Вот они клены — сплошь оголены. Вот они ивы — сонно-тоскливы. Вот они липы — бывшие глыбы, бывшие тучи зелени, сучьев. …Если возможно, дождь — осторожно! Ветер, ты вечен, будь человечен. Солнце и время, мудрое племя, вы ли не …
Женщинам Сахалина Красивая, стояла в ватнике и в валенках, почти как — в ведрах. Мужские брюки аккуратненько овалом выгнулись на бедрах. Где надлежало шляпке выситься — торчал шалашиком платок… Так в мертвых камнях независимо на солнце светится цветок.
Наш самолетик еле дышит, такой старательный зверек. То круг таинственный опишет, то перейдет на кувырок. А мы сидим в его утробе: и мы, и ящики — одно. Возьмет, козявка, и угробит, как на войне или в кино. …А у пилота волос рыжий, такой суровый паренек. Надел наушники и слышит, а что он слышит — невдомек. …
Прощается женщина с мужем. Идет, как по небу, по лужам. Трепещет пальто ее — тряпка, и скверно ей, верно, и зябко. Мужчина ж в пучине вагона нарезал колбас и бекона, налил половину стакана и выпил с лицом истукана. А женщина тащится к дому — к немому, глухому, пустому… А муж ее, скомкав салфетку, спокойно глядит …
Она застроена не деревом, а музыкой — сквозными звуками. …Под елочкой, как будто в тереме, сижу себе и сердцем стукаю. Березовые убегания, и тихое житье гриба, и в каждой клеточке — дыхание, дыхание и плюс — борьба; за каплю росную пупырышком, за продвижение корня, за уносящиеся крылышки от неподвижного меня…
Запоминаю лес, где я с утра с кошелкою грибною пропадаю. Запоминаю птичьего пера сияние… И эту птичью стаю, что на ветвях повисла, как плоды. Запоминаю жалобы лягушки, и самолет, ворчащий с высоты, и древний ситец встреченной старушки. Запоминаю бешеный изгиб веселой речки — озорная влага! Что может быть таинственнее рыб? Запоминай же их, моя бумага. …
Вошел, пропахший мокрым лесом: грибами, плесенью, смолой. Глаза под кепочным навесом всем говорили: я не злой. В стакан граненый вставил горстку каких-то крошечных цветов… И вышло так чудесно-просто. Не надо мук, не надо слов. Принес, и все. И стало чище. И я сказал себе: смотри, ведь разве ты не э т о ищешь в электролампой …