Ещё один сайт про стихи. И он вам понравится.
Горожане Да, мы горожане. Мы сдохнем под грохот трамвая. Но мы еще живы. Налей, старикашка, полней! Мы пьем и смеемся, недобрые тайны скрывая, — У каждого — тайна, и надо не думать о ней. Есть время: пустеют ночные кино и театры. Спят воры и нищие. Спят в сумасшедших домах. И только в квартирах, где сходят …
Был я молод и грешен, Но рассудок сберег — Оттого неизбежен Этот грустный упрек. Он упрям и взаимен, Он не стар и не нов, Он — как праведник Пимен И . Полон вечной печали, Он не всем по плечу: То, что мне не прощали, То и я не прощу. Он почти неизменен До конца своего, …
Б. М. Лихареву Если, бросив дурные привычки, Ты в иные поверишь пути — Мы поедем с тобой в электричке, Чтобы сказочный терем найти. Я заранее ставлю в известность Человека, такого как ты, Что приедем мы в дачную местность, В самый полдень ее духоты. Но тотчас же за пыльным вокзалом, Миновав овощные ларьки, Мы пройдем к …
— Чего тебе надо от девочки этой? Смятения, грусти, заплаканных глаз, Тревоги, хотя бы и в рифмах воспетой Впоследствии? — Ладно. Я слышал не раз. Веди меня мучить в бессонный застенок, Затем что и в этот раскаянья час Есть в горечи маленький, подлый оттенок Тщеславия. Вот тебе все. Без прикрас.
Мне кажется, что когда-то Природа, в глубоком горе, Оплакивала Армению Каменными слезами, И слезы, соединяясь Подобно шарикам ртути, Образовали эти Гладкие валуны.
Я с ума, вероятно, спятил, — Все мне чудится: в тишине Работящая птица дятел Клювом бьет по моей стене. Ладно — пусть себе суетится И долбит, и долбит опять. Пусть уж лучше не ты, а птица Не дает мне ночами спать.
Пусть все стихи, что написал я за год, Перед тобой сейчас покорно лягут, Взамен корзины разноцветных ягод, Которых я собрать тебе не смог. И все стаканы, выпитые мною, Пусть возвратят свое вино хмельное, Чтобы оно летучею волною Смывало пыль с твоих беспечных ног.
Когда, от огня хорошея, Мне смерть поглядела в лицо, Я вспомнил в немецкой траншее Не руки твои, не кольцо; Не улицы Луги кривые, При блеске весеннего дня, Когда я поверил впервые, Что ты полюбила меня; Не милые сердцу минуты, Что где-то остались вдали, — А церковь, куда почему-то Нечаянно мы забрели. Смешно нам, не верящим …
Без отдыха, без совести, Не спит моя душа — Работает бессонница, Мне память вороша. Но все воспоминания В одно свела она: Там тоже утро раннее Венчает ночь без сна.
Здесь позабудешь ты о многом Здесь не монахи, а жрецы Бредут за каменным порогом, И жертвенная кровь овцы Насмешка идола над богом Течет в унынии убогом, И спят в пещерах мертвецы.
Вздохнула утомленная земля Под ветерком в блаженный час заката, И сосны отдыхают, как солдаты, Могучими ветвями шевеля. А в озере, где рябь смутила воды, Там отраженья воинов дрожат, — Как будто рабский страх объял солдат В меняющемся зеркале природы.
Когда перейду я на прозу и разбогатею немного, Я, может быть, выстрою хижину, один, не жалея труда. Вы знаете лес и равнину, где озеро так одиноко, Что только скитальцы чайки любуются им иногда. Лапландия, милая сердцу! Твой облик уныл и неярок. Но те, кто тебя полюбили, не требуют ярких цветов. Надолго, товарищ? Надолго. И мне …
Путь к справедливости — далек и труден. Трибуны — слева, Справа — Арарат. И дальнобойные стволы орудий Под солнцем Недвусмысленно блестят. И, призрачной прикрытая одеждой, Следит за ними С самого утра С тревогою, восторгом и надеждой Великая Армянская Гора.
Bс. А. Рождественскому В какие бури жизнь ни уносила б — Закрыть глаза, не замечать тревог. Быть может, в этом мудрость, в этом сила, И с детства ими наградил Вас бог. Речь не идет о мудрости традиций, Но о стене из старых рифм и книг, Которой Вы смогли отгородиться От многих зол, — забыв их …
А. А. Лебедеву Нам хватит силы, правильной и страстной, Прийти с победой или пасть в бою, Прожить на белом свете не напрасно, Трудясь и славя Родину свою. Да разве нас она не уносила На зыбь морей, на Азии холмы? Вот только бы на то прибавить силы, Чтобы в боях не очерствели мы.
И полночь, и звезды, и дверь — на засов. И милые губы прильнут… Я выдумал это за двадцать часов, За тысячу двести минут.
Армения сказала нам: «Друзья, Никто вас не обидит нарочито — Такая здесь налажена защита, Что даже пальцем тронуть вас нельзя. Стоит на страже маршал Баграмян, Чтоб лезвием бесценного кинжала Навек отсечь еще живое жало Антипоэтов и антиармян!»
С балкона, сверху, видно было мне, Как на дорожке, выметенной чисто, Стояли иностранные туристы У памятника Павшим на Войне. А зной плясал по черепице крыш, И сон пришел, незримо и нежданно, И снились мне Отвага, и Париж, И улица Мисака Манушяна.
Зима — она похожа на войну, Бывает грустно без вина зимою. И если это ставят мне в вину, Пожалуйста — ее сейчас я смою Не только откровенностью прямою, Признаньем слабости моей к вину, Но и самим вином. Как в старину, Мы склонны трезвость сравнивать с тюрьмою Во-первых, это правда. Во-вторых, Не спорьте с нами: в …
Ночью лоб мой весь в огне И с трудом смежил я веки: Как бы в судорожном сне Ангелом сражен навеки. Грустно светится душа Ласковой лучиной ночи, Еле в сумраке дыша, — Но несчастье не пророча.
А летопись гласит, Что бог не выдал — Свинья не съела. И давно забыт Тот смутный день, Когда последний идол Сбежал От оскорблений и обид. И стены храма Грузно задрожали, И человек, В безумной похвальбе, Оставил Из системы подражаний Лишь подражанье Самому себе.
Те комнаты, где ты живешь, То пресловутое жилье — Не сон, не случай — просто ложь, И кто-то выдумал ее. Те комнаты — лишь тень жилья, Где правдою в бесплотной мгле Лишь фотография моя Стоит как вызов на столе. Как тайный вызов твой — чему? Покою? Слабости? Судьбе? А может, попросту — ему? А может, …
1. На даче С тех пор как поселились мы на даче, Я стала больше презирать людей — Их жалкие успехи и удачи, Бессмысленность занятий и затей. Нет, оправданий я не нахожу Для истеричных возгласов хозяйки, Что старый гриб нашла в конце лужайки, Который я брезгливо обхожу. Но трижды мне противен грубый гам, Когда мужчины едут …
С. Кара-Дэмуру Как неожиданно воспоминанья Соединяют вместе север с югом, Вот и сейчас, вне моего сознанья, Они спокойно сходятся друг с другом: Две чайки возникают предо мною, Как будто в сновидении незваном, Хотя одну я видел над Невою, Другую — в знойном небе над Севаном.
На дальних дорогах, на снежном просторе — Не все ли равно, где окончится путь? — Забудь и не думай, — сказало мне горе, — Забудь о разлуке, о встрече забудь. Забудь и о той, недоверчивой, милой, Которую думал ты за руку взять, И с ней самолетом лететь до Памира, И в Грузии с ней на …
Не сетуй, что бодрствовал ты, А где-то без просыпу спали, — Ты сам не хотел суеты В своей добровольной опале. Ты сам изобрел себе тут Такую систему и метод, Что стал добровольным и этот Ночной принудительный труд. Но если ты впрямь чародей И замысел твой постоянен — Трудись до конца, каторжанин, На благо свободных людей.
Тебе это нравится, что ли, чудак? Поэты кругом. Остряки. И вместо пустыни и солнца — коньяк, Нарзан — вместо горной реки. И долго ты жить собираешься так? Ну, умник, ответь! Изреки!
Нам ли храбрости набираться, Понимавшим прямую суть Отвлекающих операций, Но идти, если выбран путь, В бой, во имя своей Державы, Наносящей удар врагу, И в безвестности — и без славы Умирать на сыром снегу?!
Позабыть она сегодня вправе Все, что ей солгало бытие: Грустную неправду фотографий, Ханжеское зеркальце свое. Лунный вечер оказал ей милость, — В колдовской воде отражена, Девушка внезапно убедилась, Что была русалкою она. Так слагали древние народы Правду сказок, канувших во тьму, Где живая живопись природы Учит нас искусству своему.
…Ступень восходит за ступенью, Пролеты лестниц высоки. Кто б молодежь учил терпенью, Когда б не мы, не старики!
Сколько лет не гаснет их очаг В домике бревенчатом и старом, И мелькают искорки недаром В умудренных временем очах. Им разлука кажется смертельной, Им одни и те же снятся сны. Но мужчина думает отдельно О сраженьях прожитой войны.
Конечно, мало я видал на свете, И робкою душой ученика Дворцу, живущему десятилетье. Предпочитаю домик — на века.
Так будет до самого марта: Я сплю среди зимних ночей А горы Гарни и Гегарта Стоят у постели моей. И верю я верой младенца, Что это — основа основ, Которую гений Галенца Мне создал из красок и снов.
Хмельного от хлеба и соли, Меня развлекали друзья — Но думал старик поневоле О том, о чем думать нельзя. Спала под снегами Европа. А тут уже знал человек Звериную злобу потопа, И разум, и Ноев ковчег.
Нам нельзя путешествовать вместе, Что доказано жизнью в былом: Ни одно из таких путешествии Не согласно с моим ремеслом. Все равно ты нарушишь при этом Договор предварительный наш — И не тенью, а внутренним светом Заслонишь мне людей и пейзаж.
Н. А. Заболоцкому Те желтые огни в бревенчатых домах, Та гладкая вода, весла внезапный взмах, Та тихая река, смиренный воздух тот Избавили меня от горя и забот. Пускай на миг один — и то спасибо им: Они теперь со мной всем обликом своим. Воспоминаний свет, пронзающий года, У нас нельзя отнять нигде и никогда.
Обысканы кустарники и скалы, Бугры и шрамы выжженной земли, — Полиция его не отыскала, Но мы — потомки — все-таки нашли. Нашли полуседого человека, Который, бросив старое жилье, Ушел из девятнадцатого века, Чтобы войти в бессмертие свое.
Мы знали всё: дороги отступлений, Забитые машинами шоссе, Всю боль и горечь первых поражений, Все наши беды и печали все. И нам с овчинку показалось небо Сквозь «мессершмиттов» яростную тьму. И тот, кто с нами в это время не был,— Не стоит и рассказывать тому. За днями дни. Забыть бы, бога ради, Солдатских трупов мерзлые …
М. А. К. В разноцветном лесу, в воскресенье, Молодежь разжигает костер, И неведомо ей опасенье, Что безумный художник — хитер. Только старость почувствует это, И уже не обмануты мы Бурным праздником красок и света Этим пиром во время чумы.
На печальном своем изголовье Ты глаза потихоньку открой. Называется это любовью, А не жалкой любовной игрой. Называется это судьбою, Где далекая даль впереди. Ты почувствуй — я рядом с тобою, Головой у тебя на груди.